Мысль о наследстве, в которое после круиза она окончательно уверовала, не давала Галине покоя. Похоронив сына, она увезла внучку в Санкт-Петербург и теперь берегла как зеницу ока. Девочка была не простая, а золотая. Если у нее когда-нибудь будут деньги, нужно сделать так, чтобы она не позабыла о том, кому обязана всем. Как известно, современная молодежь не питает уважения к старшему поколению, а потому надеяться на одно только воспитание Галина не решалась. К тому же Лия — девушка. Вырастет, найдет себе какого-нибудь идиота и — адье, родимая! — поминай как звали.
К тому времени наследнице незримых миллионов исполнилось десять. Галина, резко помолодевшая после второй косметической операции, вполне могла сойти не то за ее мать, не то за старшую сестру. К тому же девочка была похожа не на родителей, а именно на нее — тот же нос с горбинкой, те же темно-медные волосы.
Не надеясь на благодарность внучки, Галина принялась осторожно, исподволь приручать девочку, развращать ее сердце, да и не только…
11
3–4 января 2001 года
Лия так и не очнулась до поздней ночи. Забытье незаметно перешло в сон. Воронцов выкурил пачку сигарет, сидя в кресле и посматривая на спящую девочку. Вот тебе и сиротинушка. Хотя с кем не бывает? Когда человек в горе, разобрать его трудно, а судить уж и совсем грех. Не суди, тогда и в тебя никто камень не бросит. Ведь он и не такое вытворял, когда погибла Вика. Пил, не просыхая, к травке прикладывался, что от афганских припасов оставалась.
Но если водка глушила чувства и мысли, как динамит рыбу, травка чуть не свела его с ума. Другое дело «подкуриваться» в Афгане среди своих ребят. Бодрило тогда зелье, сил прибавляло, беспечности, о которой все давно позабыли, даже героизма какого-то. Хотелось взять автомат да рвануть в горы, отомстить… А мстить было за кого. Много за кого было.
Но в Питерской квартире, забив косячок в одиночку, он понял — не то. Если есть кто-то рядом — разговор поддерживает на поверхности, не позволяет сверзиться в глубины собственной души. А вот когда один, наедине с собою, да еще когда горе глубокое, — сразу летишь в адскую пропасть вверх тормашками и начинает тебя собственное нутро морочить разными грезами, похожими на явь. То чудилось ему, что жива Вика, сидит рядом, улыбается. Он даже разговаривать с ней пытался. То мультипликация дурацкая по стенам пляшет, и каждый рисунок таит в себе подсказку к самой главной загадке твоей жизни, и ты вроде бы ее даже разгадываешь, только потом все равно ничего не помнишь.
Если бы кто его увидел тогда — пьяным в стельку, — тоже решил бы, что человек он пропащий и дешевый. А если рассказать кому, как Вика погибла, то человека и без водки бы повело.
Ближе к полуночи Лия перестала метаться и вскрикивать, высокий лоб ее больше не покрывался испариной. Николай собрался было гасить свет, когда раздался телефонный звонок.
— Это Вера, — сразу же объявила соседка.
— Вечер добрый.
— Как ваши дела?
Воронцов задумался. Ему давненько никто не задавал подобных вопросов и уж точно никто никогда не ждал от него ответа на подобный вопрос. А вот Вера, похоже, ждала.
— В норме.
Он не сумел скрыть раздражения. Ведь Вера не смогла понять, что у девочки на душе кошки скребут. Сразу же повесила ярлык — «наглая». Не понять этой Вере…
— То есть завтра…
— Сам не знаю, что будет завтра. Но, как говорится, поживем — увидим.
Она замолчала, и это ему тоже не понравилось. Если хочешь что-то сказать — говори, а не молчи, тем более когда звонишь по телефону. До завтра ему, что ли, здесь сидеть с трубкой, ждать, когда ей наконец надоест держать паузу?
— Знаете что, Коля, — быстро проговорила Вера, точно услышала его пожелание, — мне вас жалко. Вы даже не понимаете, с кем связались!
И не успел он хоть как-то отреагировать на такой выпад, она уже положила трубку.
Вот те на. Что это с ней? Истеричка? И почему вдруг «Коля»? Вроде они с ней на брудершафт не пили. И с чего она решила, что он «связался»? Да и вообще, кто она такая?!
От запоздавшего возмущения он еще некоторое время держал трубку в руках, переживая, что ничего не ответил глупой бабе. А обязательно нужно было сказать ей пару ласковых, чтобы не лезла в чужие дела. Он бросил трубку на рычаг, и в ту же секунду снова раздался звонок.
— А вот теперь вы меня послушайте, — начал Николай тоном, не допускающим возражений.
— Слушаю, — удивленно ответил ему Пахомов. — Ты что там, с кем-то воюешь?
— Ерунда. Узнал?
— Горит, понимаю. Ни тебе любезностей, ни…
— Ну ты же меня знаешь, за мной не станет…
— Ладно. У меня тут целый список образовался всяких родственников этой девчонки. Записывать будешь?
— Запомню, — буркнул Воронцов, однако подвинул поближе записную книжку и подцепил из стакана огрызок карандаша.
— Родители погибли в автокатастрофе в Финляндии…
— Это я знаю. А кто были?
— Мать — домохозяйка. Отец — переводчик. Знал несколько языков, занимался техническими переводами.
— Случайность?
— Вот если бы не ты мне позвонил, я бы так и решил.
— То есть?