Наследница

— Ты, дед, об этом даже не беспокойся. Помирай спокойно.

— Если в Ашхабаде его нет, ищи в Москве или в Питере. А может, за границу уехал. Но ты найди! И, пожалуйста, очень тебя прошу, кончи за меня мерзавца.

Глеб усмехнулся:

— Любишь ты своего дружка, однако!

— Что не день — вспоминаю. И не хотел бы, да сам он, окаянный, на ум приходит.

— Ну, ежели добром не отдаст…

Теперь усмехнулся старик, подумал: «За это можно не беспокоиться…»

— А если успеешь, напоследок скажи ему, что привет передает старый кореш, Самохвалов Иван Ильич. Спросит откуда, отвечай — с того света. Ждет в гости не дождется.

— А ты, дед, романтик, — улыбнулся Глеб, разбирая нацарапанные на бумажке буквы.

Самохвалов зашелся кашлем, замахал на Глеба руками, и тот отправился на воздух. Иван Ильич никогда не чувствовал себя лучше, чем в этот день. Даже удушье, казалось, отступило.

Поначалу, как забрали его, он все никак не мог взять в толк — за что. Стали дело шить, Самохвалов только за голову схватился: неужто в перестройку, как при Сталине, — честного человека ни за что ни про что засадить могут. Во время следствия показывали ему много разных документов, им подписанных, которые он отродясь в глаза не видел.

Несправедливость не давала ему покоя даже на тюремных нарах. И только через два года в темноте, в которой он барахтался, забрезжил свет. Анжела вела всю документацию. Значит, кроме нее, мало кто мог… Но она баба! Под силу ли бабе… И тут всплыло: Синицын. И пошла раскручиваться спираль воспоминаний. Все вспомнил: и как Синицын к Анжеле подкатывался, и как он, Самохвалов, сам же их и свел, и как часто он пил с Пашкой, и что тот в последнее время сам зазывал…

Картинка сложилась, все встало на свои места. Оставалось решить — что с этими воспоминаниями делать? Ждать амнистии и явиться к Пашке собственной персоной? Или заявить на него?

Пока решал дилемму, заразился туберкулезом. Да не простым, а в открытой форме и со множеством каверн. Легкие были пробиты высоко, под ключицами. Оперировать нельзя. Да и кому он нужен? Сгниет на тюремных нарах. Вот что с ним друг Паша сотворил!

Но и он в долгу не останется. Напустит на него какую-нибудь самую отъявленную сволочь, чтобы стерла с лица земли и его самого, и потомство его поганое. Перед смертью Иван Ильич ни о чем больше думать не мог, как только о мести. Хорошо, что этот звереныш подвернулся. Молодой, сильный. Глотку перегрызет, не задумываясь. «Смерть твоя уже идет к тебе, Пашенька», — бормотал Самохвалов в бреду.

Старик умер через три дня, еще до того, как перед Глебом открылась узенькая низкая дверь и он вобрал полные легкие воздуха свободы.

13

4 января 2001 года

Утром, собираясь на работу, Воронцов с надеждой смотрел на Лию — проснется или нет. Ему хотелось о многом спросить, и именно сейчас, глядя в глаза, а не по телефону. Но девушка спала крепким сном, и на лице ее блуждало слабое подобие улыбки.

Если бы не эта улыбка, Воронцов, пожалуй, разбудил бы ее, встряхнул и обо всем расспросил.

Но теперь она показалась ему такой красивой и такой беззащитной, что он только обругал себя за желание устроить допрос и на цыпочках вышел из комнаты.

В обеденный перерыв позвонил домой. Трубку никто не снял. Воронцов задумался. Возможны три варианта — спит, ушла или не подходит к телефону, потому что звонят не ей. Он попробовал еще раз. Результат тот же.

Почему он решил, что эта девочка останется у него навечно? И с чего это он так рьяно бросился заниматься ее проблемами? Сегодня он собирался навестить Чубатого, попросить помощи. А зачем? Какое ему, собственно, дело? Может быть, он действительно все это время подсознательно хотел вернуться в систему, к ребятам, а теперь только ищет повод?

Воронцов покурил, раздумывая, и решил для себя так. Пусть Лия уйдет, это ее дело. Но она говорила, что ей кто-то или что-то угрожает. А значит, он не может бросить все, как есть. Он будет рыть до конца. Потому что, если бы такой случайный человек тогда попался Вике, она до сих пор была бы жива.

Только он это подумал, как зазвонил телефон.

— Слушаю.

— Здравствуйте.

Воронцов узнал голос Веры и ее манеру выдерживать глупые паузы.

— Здравствуйте.

Очевидно, раздражение отразилось в его тоне, потому что она быстро заговорила:

— Не сочтите, что я лезу в ваши дела. Но я только хотела предупредить, что… Хотя вы можете подумать…

— Короче, — попросил Николай совсем уж невежливо. — Я занят по горло.

И смял окурок в пепельнице.

— У вас дома незнакомый молодой человек. Уже три часа…

— Вы что?! Шпионите? — рыкнул на нее Николай. — Вам больше заняться нечем?

— Извините, я… я…

Голос женщины задрожал, и в трубке послышались гудки. Воронцов возмущался звонком Веры чуть более секунды. Затем до него дошел смысл сказанного и возмущение перенеслось на Лию. Вот те на! Пока он играет в доброго рыцаря, она к нему мужиков таскает. Интересно, чем они там занимаются?