Наследница

Татьяна Петровна подошла к компьютеру, открыла послание и ахнула.

— Пусти-ка, — шепнула она матери и стала тут же строчить ответ.

— Ну как? — Воронцов теребил Чубатого. — Удалось связаться?

— На связи! — хохотнул тот. — Я ей уже объяснил про тебя, ну и она в ответ очень обрадовалась. Правда, совсем не в дамских выражениях. Вот смотри!

Павел отодвинулся от экрана, и Воронцов с улыбкой прочел непечатное, но очень энергичное приветствие Татьяны.

Пару минут они обменивались любезностями, а потом спросили о Самохвалове.

«Объект видела лично, — отрапортовала Татьяна. — За ним долго вели наблюдение. В первые годы отсидки рвал и метал, сетовал на несправедливость. Потом задумался. А уж под конец совсем успокоился. Похоже, понял, кто его подставил, и нашел, как отомстить. Нам этого человека не сдал. Значит, сдал кому-то из лагерных…» В заключение она написала: «Дай Коле мой телефон. Пусть хоть он меня с Восьмым марта поздравляет…»

Татьяна Егерева отошла от компьютера задумчивая. Мать удивленно заглянула ей в глаза.

— Что-то случилось?

— Помнишь ту историю с Воронцовым? Ну у которого жену убили?

— Что-то припоминаю.

— Колька тогда из органов ушел. И лет двадцать никому не давал о себе знать. А тут вдруг проявился…

Эта история и в жизни Татьяны сыграла серьезную роль. Подлечившись после ранения, она снова ходила по кабинетам начальства, просилась назад, к ребятам. И тогда ей рассказали про Вику. И попросили помочь с похоронами. Предупредили — труп страшно изуродован. Родственников допускать к нему не решились. Но кто-то ведь должен…

Таня согласилась не раздумывая. А потом целый день ползала по квартире Воронцова, смывая кровь с пола и со стен, давилась слезами и старалась не смотреть в сторону кровати, на которой лежала его жена. За то, что этот изверг сотворил с ней, высшей меры было недостаточно. Таня ревела и думала о том, что Афганистан — не самое страшное, что она видела в жизни. Что и здесь, в тылу (так она привыкла думать о родном городе), нужна ее помощь. Здесь враг такой же лютый и такой же жестокий. После похорон Вики Воронцовой она больше никуда не просилась, зато в Питере лезла в самые опасные дела при каждом удобном случае.

— Что дальше? — повернулся к Воронцову Чубатый, когда сеанс связи с Егеревой закончился.

— Давай считать. Саркисян нет. Дочери ее нет. Внучка сидит у меня дома. Бабка ее по линии отца — погибла. Отец тоже. Выходит, кроме Лии, никого не осталось.

— И еще был некий Синицын…

— Которого тоже больше нет. И сын которого почему-то тоже погиб.

— Но остается жена и второй сын.

— Господи, неужели лететь в Ашхабад?

— Извини, с семейством Синицыных сеанс интерактивной связи устроить не могу.

Воронцов попрощался с Павлом как-то скомкано, да и тот только махнул рукой. Прощались так, словно расстаются ненадолго. Так, как в прежние времена, когда завтра же с утра предстояло встретиться. Николай поймал машину и, глядя, как дворники разгребают с лобового стекла снег, впервые задал себе вопрос: а и впрямь, не испытывает ли он ностальгию по прошлому? Не использует ли случай с Лией как повод вернуться?

Спросил и стал внимательно вслушиваться в себя. Никакого ответа. Молчание. Он даже и не представлял, что умеет так замечательно молчать…

Как только дверь за Воронцовым закрылась, Чубатый снял телефонную трубку и позвонил на работу.

— Кириллов? Ты дежуришь? Организуй-ка человечка для наблюдения за важным объектом. Нет. Одного вполне достаточно. Пусть меняются. Наблюдение должно быть круглосуточным. Улица Курчатова. Дом шесть. У подъезда. Да. Фотографию девушки пришлю по электронной почте. Давай!

Воронцов доехал на машине только до угла и к дому постарался пробраться незамеченным, на случай если Вера действительно иногда посматривает в окно. А он почему-то был уверен, что она выполнит эту его просьбу так же, как и любую другую. Но прежде чем подняться за Лией, ему хотелось проверить одну вещь… Пистолет лежал в столе столько лет, что Николай уже начал подзабывать о его существовании. И теперь на сердце скребли кошки.

Конечно, он всячески уговаривал себя, что все это ерунда, что Лия никак не могла взять оружие, что ей это ни к чему. Воронцов не стал вызывать лифт и поднялся к себе пешком. Открыл дверь, сразу же прошел к столу, оставив за собой мокрую дорожку. Выдвинул нижний ящик… Потом — верхний и средний. Хотя прекрасно помнил — пистолет лежал в нижнем. Еще раз пошарил в пустом нижнем и кинулся к Лииному рюкзаку. Уговаривал себя, что сейчас найдет. Что, возможно, она взяла пистолет, потому что очень боялась, и что сейчас все прояснится.

Но ничего не прояснилось. Пистолета у Лии не было. Воронцов потратил еще с полчаса, тщательно исследуя каждую щель в своей квартире, и снова ничего не нашел.

С опустошенным сердцем он поднялся наверх. Как только позвонил, дверь распахнулась и Лия прыгнула ему на шею.

— Наконец-то! Я так устала тебя ждать!