В гостинице они продолжили возлияния. Аня не обращала внимания на то, что Глеб все еще сидит с первой рюмкой, которую едва пригубил, а ей подливает всякий раз, как только она прикончит очередную порцию.
Глеб не мог отвести глаз от широкого обручального кольца с большим бриллиантом, которое красовалось у Ани на безымянном пальце. Вряд ли куплено на стариковскую пенсию, пусть даже самую большую. Блеск бриллианта в тусклом свете гостиничной лампы завораживал его, заставляя фантазию пускаться в безудержный бег и рисовать радужные перспективы своего теперь уже совсем близкого обеспеченного будущего. Он не слушал Анину болтовню, и ей время от времени даже приходилось толкать его в бок, чтобы он очнулся и ответил ей хоть что-нибудь. Но когда она заговорила о Синицыне, он невольно напрягся и весь превратился в слух.
Дело было два года назад, смеясь рассказывала Аня. Она тогда только-только окончила медицинский колледж и по распределению попала на практику в поликлинику. Синицын ходил к ней делать внутривенные инъекции. Однажды он позвонил и сказал, что болен, прийти не может, и попросил ее приехать к нему домой. И вот тут-то, Аня хохотала вспоминая, началось самое интересное. Оказалось, что старик вовсе даже не болен, а наоборот: встретил ее при полном параде, взял под локоток, подвел к накрытому столу.
А там — и икра, и шампанское за сто долларов, и салатики всякие в коробочках. Это после ее полуголодного существования на стипендию и мизерную зарплату.
Дождавшись, пока девушка утолит голод и допьет шампанское, Павел Антонович полез ей под юбку и не встретил сопротивления. Аня, хоть и была пьяна, трезво рассудила: раз человек так потратился, должен же он получить хоть какую-то компенсацию.
Синицын показался ей довольно милым стариканом. Вызывал он у нее, конечно, не любовь, а, скорее, жалость, на которую Аня по природе своей была необыкновенно щедра. Любовь старика особого беспокойства ей не причиняла. Руки его были жадными до ее тела, а вот с главными мужскими достоинствами вечно случались сбои — то слишком быстро, то совсем никак.
Его эротические фантазии сводились исключительно к тому, чтобы лицезреть Аню дома голышом, что ни в какое сравнение не шло с мерзостями, которые изобретали ее бывшие дружки. Кроме того, Павел Антонович был щедр, смотрел на нее с обожанием, на которое способны лишь люди ушедшего времени, и особенно не ущемлял ее свободу. Вскоре Аня привыкла к странному старику и с удовольствием переехала к нему жить, едва он об этом заикнулся. А совсем недавно старик и вовсе выжил из ума — поволок ее в загс расписываться. Вот кольцо подарил…
— И это все его подарки? Я-то думал, ты богатенького подцепила?
Аня посмотрела на Глеба с удивлением.
— Почему богатенького? Обычный старик, — пожала она плечами.
— Такие колечки обычные пенсионеры не дарят, — Глеб взял ее за руку и поднес кольцо к самым глазам. — Знаешь, сколько оно стоит?
— Да брось ты, — отмахнулась Аня, выдергивая руку. — От старухи, наверное, осталось. В советские времена он большой шишкой был, а золото копейки стоило.
— Это он тебе сказал?
— Не помню…
Девушка, похоже, совсем не интересовалась деньгами Синицына. О будущем не думала, жила как птичка божья. Недаром Галина уверяла, что у Ани не все в порядке с головой.
К четырем часам дня Аня наконец выпила столько, что больше не могла произнести ни единого внятного слова. Шмарин усадил ее на кровать, а когда вернулся, девушка уже крепко спала. Тогда он позвонил Галине.
После укола Павел Антонович успел дважды задремать и проснуться, а Ани все не было. К полудню его настроение стало портиться, а после трех, когда в банк они уже определенно не успевали, он впал в крайнее раздражение, которое только усиливалось от того, что Галина была непростительно рассеянна, отвечала ему невпопад и все время думала о чем-то своем.
Однако это не помешало ей схватить трубку сразу же, как только раздался телефонный звонок.
— Аня, — воскликнула Галина. — Аня! Где ты?
Синицын подкатил к ней и выхватил трубку, но слишком поздно, та протяжно урчала длинными гудками.
— Что она сказала? Где она? Когда вернется? — Павел Антонович был на грани истерики.
— Извини, — протянула Галина, — я не очень поняла. Она говорила так… так невнятно…
— Ясно! Уже успела набраться!
— Похоже, — Галина опустила глаза. — Но она все-таки успела сказать, что вроде бы у подруги на Садовой.
— Знаю. Это у Ленки Ивановой. Там телефона нет. Наверное, из автомата позвонила. Галя, — он просительно заглянул ей в глаза, — я очень тебя прошу, поезжай, привези ее. Пусть проспится дома, а завтра с утра вы с ней…
— Хорошо, хорошо, — быстро ответила Галина, накидывая шубку.
Уже взявшись за ручку входной двери, она услышала:
— Ты не думай, Галя, что я не ценю твоей дружбы, — тихо сказал Синицын. — Я ведь все понимаю и знаю, какой я подлец перед тобой.
Галина перестала дышать, прислушиваясь к его словам.