Что-то внутри подсказывало Воронцову, точнее, не подсказывало, а буквально тыкало носом в одну небольшую странность. За сегодняшний день Лия успела и поплакать, и похохотать. Причем и то, и другое она делала совершенно искренне, легко переходя от одного состояния к прямо противоположному. Да и весь их роман, если это можно так назвать, больше походил на хорошо поставленную пьесу и… Но Воронцов решил не прислушиваться к тому, что скрипит у него внутри. Он решил — старческое. Его тело еще гудело от вчерашнего любовного недуга, а мозг еще хранил терпкий и пьянящий вкус страсти.
Он узнал, когда вылетает самолет, быстро собрался и, поскольку времени оставалось непростительно мало, решил не заходить к Вере, а позвонить ей по телефону.
— Здравствуйте.
— Николай?
— Да, снова я. Испытываю ваше терпение.
— Оно у меня ангельское, так что — пожалуйста.
— Вера, у меня, кроме вас, никого нет.
Тишина на том конце провода стала такая отчетливая, что Николай поторопился продолжить:
— Мне совершенно не к кому обратиться.
— Снова нужно присмотреть за вашей девочкой?
— Не совсем. Дело в том, что мне нужно ненадолго уехать по делу. Лия останется в моей квартире. Ей нельзя выходить на улицу. Но у меня собака…
— Дик?
— Да. Он, негодяй, требует как минимум двухразового моциона.
— Вы хотите, чтобы я…
— Вы бы сделали мне великое одолжение. Естественно, я за все хлопоты заплачу.
— Правда?
— Правда.
— Я согласна. Но при одном условии.
— Готов на все.
— Мне не нужно денег. Но вы будете помнить, что вы — мой должник.
— Интересный поворот, но, к сожалению, для его обсуждения у меня совершенно нет времени, на самолет опоздаю. А потому придется согласиться… Могу я считать, что мы договорились?
— Да. Только подождите класть трубку. У нашего дома со вчерашнего вечера стоит незнакомая машина.
— Вы уверены? — Николаю не очень хотелось вникать в подозрения соседки, тем более, что они могли и выеденного яйца не стоить.
— Абсолютно. И она, заметьте, не просто стоит. В ней сидит человек…
— Может быть, ждет кого-то?
— Сидит со вчерашней ночи, — отчеканила Вера.
Николай распрощался с соседкой и выглянул в окно.
Действительно. Старенький зеленый «Москвич» примостился на том месте, где никто из соседей никогда машины не ставил — между двумя газонами. Николай решил напоследок прогуляться с Диком. Вышел на улицу, пробежался вокруг дома. А возвращаясь, подрулил к «москвичонку».
— Слышь, парень, огоньку не найдется?
Молодой человек в спортивном костюме и кожаной куртке чиркнул зажигалкой. Прикуривая, Воронцов старательно прятал улыбку. Свои. Узнать было нетрудно. Интересно только, кто это так за него волнуется? Чубатый или Пахомыч?
Он вернулся домой, взял в руки чемодан, чмокнул Лию в щеку, чтобы не затягивать прощание, и уже в дверях спросил:
— Ты говорила Вере, как зовут мою собаку? — спросил так, больше для проформы, потому что засело в голове и нуждалось в пояснении.
— О чем ты? Мы и двух слов с ней друг другу не сказали.
Николай хмыкнул и вызвал лифт. Заставил Лию запереться на все замки, спустился, сел в машину. Отметил, что «Москвич» за ним не поехал, остался вести наблюдение возле дома. Значит, все-таки — Чубатый. Ведь именно он знал, что Воронцов собирается в Ашхабад и что девочке угрожает опасность.
Машина Николая медленно поворачивала на Светлановский проспект. Лия стояла у окна и смотрела ей в след. Потом бросила торопливый взгляд на часы и застыла, словно решая, что же теперь делать…
5 января 2001 года
Полковнику Чубатому П. С.