Наследница

Любила ли она мужа? Пока рядом в кровати не оказался — очень даже любила. Представляла его этаким романтическим рыцарем, а он оказался самым обыкновенным из всех обыкновенных. Разговаривать с ним было скучно, в гости ходить — мучение, а в постель ложиться — как на расстрел. Но как только родились дети, ее супружеская жизнь наконец обрела смысл и радость. Только вот болели очень. В ясли или в детский садик день ходят — два месяца болеют. Аденоиды там разные, уши, гланды. Чего только не было. Пришлось бросить работу и растить дома.

— Все им отдала, всю душу свою по частичке каждый день передавала. А что взамен? Старший раз в несколько месяцев заглянет, да и то лишь для того, чтобы денег занять да щей похлебать. А младший…

Старший сын жил отдельно, на другом конце города. А с младшим она намучилась. Пил, как проклятый. Ни дня без бутылки, ни минуты без рюмки. Оттого и погиб… Вот и верь после этого врачам…

— Каким врачам?

— Отправляла его к отцу, в столицу. Просила помочь. Закодировали его там, — покачала головой Екатерина Ильинична.

— Так он бросил пить?

— Вроде бы. Больше чем полгода не пил. А тут на тебе…

— Тут — это когда?

— Да когда нашли его на рельсах. Пьян, говорят, был в стельку. Не меньше пол-литры выдул.

— А до того дня, как нашли?

— Капли в рот не брал. Трезвый ходил. Мы с невесткой первое время к нему все принюхивались. Даже не пахло. Работу хорошую нашел — в мебельном кооперативе. Кухни сюда везли в разобранном виде, а он, значит, выезжал к заказчикам и собирал.

— То есть за все последнее время пьяным вы его не видели?

— Нет. Не знаю, как уж его там закодировали, что наколдовали. Бывало соберемся за столом, гости, водка. Он на бутылку смотрит так жалобно, кажется, вот-вот заплачет. А в рот — не берет, морщился даже, если кто к носу подносил смеха ради. Говорит, все внутренности от одного запаха переворачивает.

— А ничего в тот день особенного не случилось? Повода выпить у него не было?

— Никакого повода не было. Даже зарплаты. Да и привыкать он стал к трезвой-то жизни. Мне так казалось, по крайней мере. Сказал однажды: «А что, мать, и без водки жить можно!»

— Дело уголовное заводили?

— Записали как несчастный случай.

— А вы сами что думаете?

Екатерина Ильинична помолчала, покачала головой:

— Пил он, понимаешь. А горбатого могила исправит…

22 декабря 2000 года

Обычно Борис Синицын заканчивал работу затемно. Но тут по случаю юбилея начальника и устройства банкета от рабочих решили избавиться пораньше и уже в четыре часа отпустили на все четыре стороны.

Борис с грустью посмотрел, как секретарши носятся с бутылками и стаканами, как тащат из кафе дымящуюся кастрюлю с пловом, сплюнул зло и отправился домой. По дороге какой-то мужик попросил у него закурить. Пришлось долго рыться по карманам в поисках спичек. А те отсырели. Злости прибавилось. Мужик, правда, оказался понятливым. Сказал, что приезжий. Да не откуда-нибудь, а из самой Москвы. Спросил, где у них тут центральный универмаг и самый большой рынок.

Прошли вместе два квартала. Мужик рассказывал, что командировали наводить тут порядок. Правда, непонятно было, кто командировал и по какой он части. Сетовал на то, что ни одной знакомой души у него в Ашхабаде нет. А выпить, мол, хочется… И подмигивал Борису по-товарищески. А в сумке у него позвякивали бутылки…

Борис как-то проникся к мужику, сказал, что и рад бы составить компанию, да организм водки не переносит после лечения.

— Подшитый? — спросил мужик.

— Закодированный! — отчеканил Борис.

— А в чем разница?

— Ну, если тебе что-нибудь вшивают, значит, подшитый. А меня гипнозом лечили, словами.

— И что? — не унимался новый знакомый.

— И то: в рот взять не могу, от одного запах воротит.

— Могу помочь…

— Да брось!

— Нет, я серьезно! Где у вас тут можно устроиться?

— Да где угодно!

— Нет, старик, у нас принято — на природе. Может, проедем остановочку на электричке?

Проехать им пришлось не одну остановку, а три. Слишком людными показались новому знакомцу места. Сошли, устроились чуть ли не у самого полотна, под кустом. Снега не было, но руки мерзли, да и ботинки у Бориса были на тонкой подошве. Он уже и пожалел, что пошел на поводу, но мысль о том, что вдруг получится раскодироваться, прочно засела в мозгу.

Мужик откупорил бутылку водки, плеснул в пластмассовый стаканчик. «Культурные они там, в Москве, — подумал Борис. — У нас так из горла бы…»

— Держи!

Борис взял стакан, понюхал и отвернулся.

— Не могу! Сейчас вывернет!

— А чего не можешь? — удивился мужик. — Водка ж не отрава!

— Запаха даже не переношу!

— А ты не нюхай!

Борис попробовал. Зажал нос двумя пальцами, поднес стакан к самому лицу. Ничего! Совсем не тошнило и нутро не выворачивало. Выходит, закодировали его на один только запах?

— Вроде — нормально, — поделился он с мужиком ощущениями.

— Хлебни чуть-чуть, — посоветовал тот.

Борис хлебнул и зажмурился. Снова ничего.