— Ей исполнится восемнадцать только через неделю. А относительно того, что она была с тобой не по собственной воле, у любого, кто просмотрит этот материал, сомнений не возникнет.
Глеб уставился на Галину в полном недоумении. Всегда считал ее идиоткой, а она оказалась еще хуже. Неужели она думает, что какая-то там запись…
— Так это ты записала? — спросил он.
Галина молча кивнула. Глеб изучал ее лицо; признаков ревности не было. Говорила она спокойно и уверенно, будто все просчитала заранее.
— Зачем?
— Мне нужно, чтобы ты кое в чем мне помог, — начала Галина и рассказала ему о Синицыне и о своих догадках относительно его материального положения.
Рассказала не все, а только то, что Глебу, на ее взгляд, необходимо было знать. Глеб слушал с большим удовольствием. В середине рассказа он поднялся и достал из серванта коньяк и две рюмки. Плеснул немного Галине, себе налил полную.
— Послушай, зачем было… Зачем тебе эта пленка? Я бы и так помог. Деньги надежнее любого шантажа.
— Пусть будет и то, и другое, — улыбнулась Галина.
Они долго просидели в ту ночь, планы роились в их голове, но ничего дельного так и не пришло на ум. В конце концов они решили немного подождать. Неизвестно, какой оборот примут события завтра… Подождать, но не упускать Синицына из виду.
Галина по-прежнему навещала Павла Антоновича раз в две недели. То ей якобы нужно было проведать в Москве больную подругу, то она привозила Лию на экскурсию в Третьяковскую галерею, втайне надеясь, что красавица внучка составит конкуренцию Ане, которая была лет на пять старше. Но каждый раз она видела одно и то же: старик пускал слюни и все больше и больше привязывался к своей новой игрушке.
Они с Глебом решили было действовать без промедлений, но тут Павел Антонович попал в больницу. В первый раз он провел там чуть меньше месяца, но в следующие полгода побывал в больнице трижды, пока врачи не поставили ему страшный диагноз — рак. Узнав об этом, Галина снова обрела надежду. Ей казалось, что именно в таком положении Синицын будет нуждаться в ней гораздо больше, чем в молоденькой вертихвостке. И может быть…
Галина удерживала Глеба от решительных действий так долго, что он стал подозревать ее в сговоре со стариком, а потому и последовал за ней в Москву после его звонка…
Вдоволь насмотревшись на спящую Аню, Галина отправилась в холл и позвонила Синицыну.
— Я нашла ее, — сказала она устало. — Но ты сам понимаешь, в каком состоянии.
— Галя, — запричитал Павел Антонович. — Тащи ее домой. Нанимай такси и немедленно волоки домой. А если будет упираться…
— Она не в состоянии даже подумать об этом, — успокоила его Галина. — Не переживай. К чему тебе лишние волнения? Я сейчас все устрою.
Она повесила трубку и поймала себя на том, что все еще надеется на чудо. Ей все еще мерещится, что он скажет хотя бы: «Галя, как я ошибся! Каким я был дураком, когда связался с этой девчонкой!» Или что-нибудь в этом духе. Так нет! Подавай ему эту безмозглую куклу. Пусть пьяную, пусть грязную, но только ее и никого больше. А ведь у Галины еще теплилась жалость к старику. Ну, нет. Раз чудес не бывает…
Она вызвала такси, заплатила шоферу две сотни сверх счетчика, чтобы выволок Аню из номера и затащил на третий этаж к Синицыну. Не самой же возиться с этой тварью!
Павел Антонович пытался разбудить ее, отчаянно шлепал по щекам, но девушка только тихо стонала и вертелась во сне. Поздно ночью Синицын и Галина сидели за столом в гостиной.
— Завтра же, Галя, завтра же утром поезжай с ней в банк. Я предупредил там всех. Вас будут ждать. Вас встретят.
— Не волнуйся так…
— Мое время уходит. Может, мне осталось совсем немного. Господи, Галя, да сними ты с головы этот дурацкий платок. Мне так непривычно видеть тебя в этой…
— В чалме, — подсказала Галина. — Я попыталась сделать химию в вашем столичном салоне. И знаешь, что случилось? Мне сожгли волосы. Так что придется потерпеть…
— Не понимаю. Химия… Салон… О чем ты говоришь?
— Действительно, до того ли тебе сейчас? Знаешь, что нужно сделать завтра сразу после того, как мы закончим с бумагами? Вам нужно уехать. Увези ее на Селигер на праздники, подальше от беспутных подруг. Иначе она не выйдет из этого состояния…
— Ты умница, Галя! Знаешь, она ведь на самом деле очень хорошая девочка. Но совершенно безвольная. А этим многие не прочь воспользоваться…
— Конечно.
21
7 января 2001 года
Вспоминая сына, Екатерина Ильинична Синицына расчувствовалась, глаза ее покраснели, заблестели влажно. Воронцов хотел утешить, положил ей руку на плечо, да вышло только хуже: хозяйка расплакалась, ушла в свою комнату, и еще долго оттуда доносились всхлипы.
Николай занял пост в гостиной и глаз не сводил с двери. Только раз вышел на кухню покурить, но, сделав две затяжки, сигарету бросил. Через некоторое время всхлипы за дверью умолкли и Екатерина Ильинична показалась на пороге, утирая глаза платком,