Наследница молний

– Ну надо же, какой деловой! Что-то пока у тебя не очень получается.

Мы дружно замолчали. Мне хотелось верить, что Бастиан обдумывал сказанное мной, но в девятнадцать, раз уж мне все-таки девятнадцать, поздно жить в мире иллюзий. Ди Файр задумывал гадость.

– Бастиан, – спустя минуту мне надоело рассматривать улицу, на которую выходил балкон, – а что происходит после смерти?

– Откуда я знаю, я еще не умер.

– Я не об этом… во что вы верите? В моем мире было много разных версий. Кто-то считал, что после смерти души попадают в рай или ад, кто-то считает, что после смерти вечное небытие, тебя просто выключают – и все. Кто-то верит в перерождение. А вы?

– Сильные маги перерождаются, их невозможно уничтожить. Слабые маги и обычные люди попадают в подземный мир, на суд к богине Хаоса и Смерти. Она выносит решение и либо дарует новую жизнь, либо уничтожает душу.

– Но Таары нет в вашем мире.

– Ну, так и это сказки. Ты спросила, во что верят, я рассказал легенду. А по факту, сильные маги перерождаются, а слабые сливаются с магическим фоном, питают месторождения магии. Ну и мой кошелек.

– Возвращайся, – вдруг вырвалось у меня.

– Ты думаешь, я вдруг резко стану твоим лучшим другом?

– Нет.

Взглянула на огни ночного Спаркхарда – и по спине прошел холодок.

– Просто не хочу, чтобы он победил.

* * *

После ужина неумолимо потянуло в сон. С такой силой, что меня едва хватило на новый браслет под крупицы – он и стал подарком сразу и от Кеймана, и от короля. До невозможности красивый, серебряный. Я влюбилась в изящное плетение, но, вспомнив, как грелась серебряная ложка, опущенная в горячий чай, решила подыскать что-то другое. Еще одна стычка с огневиками, и живого места на запястье не останется.

Но Кейман, естественно, мой интерес заметил, нахмурился, взял мою руку и осмотрел след от ожога.

– Это что? – спросил он.

– Так… неудачная самостоятельная практика по использованию крупиц огня.

– То есть ты просто занималась?

– Да.

– И подожгла браслет.

– Да.

– А почему не потушила?

– Воды рядом не было.

– А что с огневиками стало?

– Яспера спугнула… Магистр Крост!

Кейман зашелся в припадке смеха.

– Ладно, – просмеявшись, сказал опекун, – возьми, который понравился, он с защитой от магического воздействия.

Но хихикать продолжал всю дорогу до экипажа.

В карете, пригревшись и разомлев, я начала засыпать. И прежде чем успела сообразить, что здесь этого делать не стоит, привалилась к окошку и задремала.

Я снова в школе. Снова поднимаюсь по знакомой лестнице, вслушиваясь в стук собственных каблуков. Завывает метель, небо затянуто низкими грозовыми тучами. Странный запах, в котором смешиваются озон и мороз, проникает в легкие, из-за него трудно дышать. Хватаясь за ручку, я уже знаю, что увижу внутри, какая картина откроется мне, но…

Но я ошибаюсь.

Он стоит в тени лестницы, спиной ко мне, но почему-то я знаю, что улыбается. Много раз я пыталась представить лицо Акориона, увидеть его полностью, но образ ускользал.

– Решил сделать тебе подарок на день рождения. Не смог дождаться ночи.

При мысли, что Акорион знает обо мне все, внутри что-то сжимается в приступе тревоги.

– Ты расстроилась из-за мемориала. Не плачь, любовь моя, это послание не тебе. Мне казалось, цветы тебя успокоят. Но раз память о тех смертных важна тебе…

Он делает жест рукой, и я смотрю туда, где раньше стоял постамент. Белоснежная скульптура на том же месте, но вместо абстрактных парня и девушки я вижу знакомые лица и фигуры. Надин на коленях, сжавшуюся в комок, и закрывающего ее Эйгена, едва стоящего на ногах.

Мрамор идеально бел. И только крохотные капли крови нарушают его белизну.