Чейз взбежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки, распахнул дверь в свою спальню и сразу направился в гардеробную, где его уже ждала горячая вода. Быстро раздевшись, он вымылся, затем отослал слугу, который исполнял при нем обязанности камердинера, и сверился с карманными часами. Без десяти десять.
Это были самые долгие десять минут в его жизни. Он то воображал себе ее, стоящую у двери, разрумянившуюся, с глазами, блестящими от страсти, все еще немного изумленную, то слышал ее глубокие вздохи и чувствовал робкие поцелуи. Он едва не лишился рассудка, дожидаясь, когда часы покажут десять.
Он поднялся по задней лестнице, едва сдерживая желание, готовое разразиться бурей у него внутри.
Десять часов. Минерва взяла себя в руки.
Последний час был мучительным, полным самоанализа и упорных попыток мыслить рационально. В этот момент ей так хотелось быть совсем другой, с другим прошлым или по крайней мере другими желаниями.
Бывает ли большая жестокость, чем возжелать чего-то через годы после того, как перестал этого желать, только для того, чтобы узнать, что все еще не способна радоваться таким вещам?
Все зависело от того, чтобы нарисовать это в своем воображении, представить его здесь, в одной постели с ней. Вот только лицо, нависшее над ее собственным, принадлежало не Чейзу, а Элджернону, от воспоминания о нем все ее вожделение мигом остыло, ее захлестнуло безнадежное отчаяние.
Она отерла глаза. Глупо было плакать из-за этого: так по-детски, – и не следовало позволять этому зайти так далеко. Наверное, она спятила.
В дверь мягко постучали. Она почти поддалась искушению не открывать, но все же поднялась и подошла к двери, пообещав себе, что больше никогда не будет бояться.
Чейз стоял в дверях, невероятно привлекательный в полумраке, в белоснежной рубашке, благоухающий чистотой и дорогим одеколоном. Его сила никогда ее не пугала, он никогда не пользовался ею во зло. В свою очередь оглядел ее и он: то же серое платье, – затем посмотрел в глаза. Он понял.
Минерва шагнула обратно, решив, что он не последует за ней, но ошиблась. В полном смятении, лишь бы не смотреть на него, она уставилась в темноту за окном, но все равно ощущала его присутствие. Оно заполнило комнату, касаясь ее невидимыми руками.
– Простите, – наконец выдавила она. – Я не уверена, что смогу… Сожалею, что дала вам повод думать иначе.
Минерва собиралась сказать совсем не это, но оттого, что по ее телу неудержимо бежали мурашки, промямлила бог знает что.
– У леди всегда есть право передумать. – Он медленно подошел к ней. – Вы передумали? Я не вполне понимаю.
Она надеялась, что он разозлится и просто уйдет, поэтому повернулась к нему лицом, намереваясь перечислить все причины, по которым она не может дать ему то, чего он от нее ждет.
Но стоило ей посмотреть на него, как все протесты куда-то исчезли еще до того, как она успела вымолвить хоть слово. Он выглядел так, что у нее перехватило дыхание, сердце глухо забилось.
– Вы действительно передумали? – спросил он снова низким голосом.
– Я не знаю, – пролепетала Минерва, покосившись на постель. – Сейчас все не так, как днем… по-другому. Я боюсь, что не смогу… получить от этого такое же удовольствие, как от сегодняшних поцелуев. Если откровенно, дело не в вас, а во мне: в том, какова я.
Он чуть склонил голову, словно пытаясь понять, что она хочет сказать, потом выражение его лица изменилось – она заметила понимание в его глазах.
– Думаю, вы ошибаетесь. В любом случае, если вам станет неприятно, мы все прекратим.
Казалось, они целую вечность стояли так, глядя друг на друга. Он ожидал ее решения, но она все еще не способна была мыслить достаточно здраво, чтобы его принять. И куда подевались все ее рациональные доводы, над которыми она думала на протяжении последнего часа? Она даже не пыталась их вспомнить.
– Если бы вы меня поцеловали…
– Звучит так, словно вы ждете, чтобы вас соблазнили. Будет лучше, если вы самостоятельно примете решение, Минерва. Я хочу вас не только поцеловать: желаю до безумия, – но только если это желание взаимно.
Он, конечно, солгал: ее желание здесь ни при чем. Не касаясь ее и не сказав ни слова, он установил с ней чувственную связь и теперь тянул за ее ниточки.
– Мне просто кажется, что если бы я вспомнила те ощущения…
– Я охотно вам напомню, но мне бы хотелось, чтобы вы подошли ко мне сами, показав тем самым, что вы уверены в своем решении.
Но она совсем не была уверена. Даже возбуждение не могло пересилить ее мысли и воспоминания настолько, чтобы убедить самое себя. Все же она желала этого. Страстно желала. В этот миг, ощущая поддержку его силы, она верила, что, быть может, все пройдет чудесно, так чудесно, что ничто не сможет этого испортить.
Она нерешительно сделала шаг вперед, потом еще один, и, как ни странно, большая часть ее тревоги исчезла. На смену ей пришла решительность. Он просил, чтобы она доказала свою решимость. Догадывался ли он, что это воодушевит ее? Она медленно двинулась к нему, чувствуя себя увереннее с каждым шагом.