– Когда будешь обедать у Николаса – кстати, получишь приглашение завтра утром, он не забыл, – я попрошу его рассказать тебе, как мы дрались, иногда друг с другом, а иногда против общего врага.
– Наверное, тогда вполне естественно, что ты пошел в армию.
– Не столько естественно, сколько неизбежно. Выбор у внука герцога небогатый. Из имевшихся вариантов армия подошла мне больше всего.
Стоило им повернуть на Риджент-стрит и приблизиться к «Аргайл румс», экипаж оказался в толчее других транспортных средств. Чейз указал на дом.
– Нэш перестроил его, когда изменял направление и размер Риджент-стрит. Теперь его рука заметна и внутри, и снаружи здания.
– Это здесь проводится Бал Киприды?
– Ты знаешь о нем?
– Все о нем знают. Ты там бывал когда-нибудь?
– Большинство лондонских джентльменов посещают его хоть один раз. Он не был и вполовину таким неприличным, как о нем говорят.
– Ты, верно, был разочарован.
Лавируя между другими экипажами, кучер подвел карету к самому входу. Чейз спрыгнул на мостовую и протянул Минерве руку. Когда она вышла, он о чем-то поговорил с кучером, дал ему горсть монет, и они зашли внутрь.
– У меня есть абонемент, но мы воспользуемся герцогской ложей.
Они пересекли фойе и подошли к двери.
– Николас тоже будет?
– Нынче вечером у него другие планы.
Герцогу Холлинбургу принадлежала роскошная ложа, одна из лучших. Внизу музыканты уже сидели на своих местах и настраивали инструменты. На краю сцены стоял прекрасный клавесин. Минерва села во втором ряду, чтобы не привлекать так много внимания, как другие дамы в ложах. Чейз сел рядом, никак не прокомментировав ее поступок. Когда подошел служитель и хотел зажечь лампы, он велел ему оставить их ложу как есть.
– Спасибо, – сказала Минерва. – А то я не одета для такого случая, не говоря уж о ложе.
– Мне следовало подумать об этом и предупредить тебя, чтобы не ставить в неловкое положение. По правде сказать, ты выглядишь великолепно, ничуть не хуже остальных леди в сверкающих нарядах. Ты хороша всегда.
Послышались первые аккорды, зазвучала музыка, и Минерва в сумрачной ложе и в самом деле почувствовала себя прекрасной, позволив музыке охватить все ее существо.
Когда концерт закончился и они покинули здание, экипаж их уже дожидался.
Выражение ее лица в свете уличных фонарей, пока они пробирались к нему через толпу, напомнило ему, какой она уходила вчера ночью от него: удовлетворенной, словно родившейся заново.
– Тебе понравилось? – спросил Чейз, когда они опять оказались рядом на сиденьях экипажа.
– Да, очень, особенно последняя композиция. А нечто похожее на то, что играли вначале, я слышала в церкви.
Первой композицией был Бах: фуга для клавесина, второй – Бетховен. Дядя Фредерик не любил Бетховена. «Дионисийская музыка» – так он ее называл и говорил: «Структура погребена под штормами, которые обращаются к эмоциям, а не к разуму. С другой стороны, если хочешь соблазнить женщину, стоит сперва дать ей послушать Бетховена».
– В церкви в Дорсете звучала столь изысканная музыка?
– Нет, в Лондоне, церкви Святого Георгия близ Ганновер-сквер. Я не пропустила ни одной воскресной службы. Бет и Джереми всегда ходили со мной, и мы шли пешком туда и обратно, даже в скверную погоду, чтобы подольше не возвращаться домой.
Финли не мог запретить жене посещать церковь, хотя его это и раздражало, но, видимо, не настолько, чтобы пойти с ней вместе. Такому, как он, ясно, что его душе нечего делать в подобных местах.
– Как далеко была церковь от вашего дома?
– Обычно мы снимали дом на Портман-сквер, так что не слишком. Правда, выходили мы всегда очень рано, потому что шли медленно. – Она чмокнула Чейза в щеку. – Спасибо за сегодняшний вечер. Я получила огромное удовольствие. У меня до сих пор звучит музыка внутри.
Он повернулся и поцеловал ее: крепко, требовательно – как мечтал с того момента, как увидел.
– Если хочешь, я отвезу тебя домой.
– Не вздумай.
Большего одобрения ему не требовалось. В нем тоже все еще звучала музыка, и он отчасти дал выход своей страсти, целуя Минерву. На этот раз она ответила тем же, приоткрыв губы и приглашая его глубоко исследовать ее рот.
Было мучительно отпускать ее, когда экипаж остановился. Они оба старались держаться как обычно, пока он расплачивался с кучером, и чинно направились к двери, не спеша поднялись по лестнице, хотя, по правде говоря, ему хотелось закинуть Минерву на плечо и помчаться бегом.
Как только за ними закрылась дверь его квартиры, Чейз подхватил ее на руки. Бригсби нигде видно не было – должно быть, забаррикадировался у себя в комнате. Одной рукой Чейз поддерживал ее голову, а другой избавлялся от сюртука и шейного платка. Ее сумочка полетела на пол. Они двигались по квартире, целуясь, кусаясь и сжимая друг друга в объятиях, на ходу сбрасывая одежду.
Только рухнув нагим на кровать, он постарался сдержать себя. Может, героизма от него и не требовалось, но и грубо с ней обойтись он не мог. И все же он жаждал ворваться в нее, проникнуть как можно глубже, ощущать ее дрожь и слышать стоны и крики… Он заставил себя схватиться за последнюю ниточку здравого смысла.