– Сам не ведаю. Я ныне состою в секретарях у знатной особы, и куда эта особа направится, туда и я, – сообщил Бротар. Затем он спросил, там ли еще живет собеседница, где прежде, на тот случай, если знатная особа захочет развлечься без лишней суеты.
Явление в столице Луи Барро Бротара сразу насторожило Бергмана. Приезд француза, имевшего неважную репутацию, мог быть связан с загадочными делами Фрелона и с очередным актом его комедии, главное действующее лицо в коей – Коллегия иностранных дел. Девица клялась, что пыталась вызнать, где остановился аббат-расстрига со своим покровителем, но он уходил от прямого ответа, и это тоже было подозрительно.
Сидя в сенях и отхлебывая понемногу ненавистный квас (ослушаться Шешковского не посмел), Бергман думал о том, как изловить Бротара и узнать, кого этот мазурик притащил в столицу. Очень уж было сомнительно, чтобы он нанялся на службу к порядочному человеку. А если взять под присмотр Бротара – то будет одна польза: или приведет к Фрелону, или наведет на какое-нибудь безобразие, им задуманное. Ибо – можно ли ждать чего доброго от аббата-расстриги?
Если бы Бергман знал, чем занят Бротар, то немало бы повеселился.
Француз каждый день исправно ходил на православное богослужение в Благовещенский храм Александроневской лавры и выстаивал там по два, по три часа, крестясь и кланяясь. Местечко для своих богоугодных упражнений он присмотрел в темном уголке, являлся же в храм по четным числам – в нижний ярус, где располагался Благовещенский придел, а по нечетным – в верхний, в придел Александра Невского.
Он не солгал девице – он действительно прибыл вместе с почтенным господином, но этот господин, видимо, был болен и целыми днями обретался в снятой или на двоих квартире. Однако по вечерам, когда делалось совсем темно, он из дома уходил – за ту неделю, что они прожили в столице, уходил дважды.
Никакими другими делами они не занимались, а на досуге, которого у них было изрядно, развлекались картами и только картами. И это было странно – ведь они привезли с собой из Голландии клавикорды, поместили инструмент в спальне и вели себя, как любители музыки, однако ни разу не сыграли на нем и простой гаммы.
Бергман сидел с кружкой кваса в руке и считал в уме деньги: сколько можно пообещать той милой девице, чтобы при появлении Бротара тут же сообщила и помогла выследить, где его логово. Если мазурик действительно облапошил богатого иностранца и затащил его в столицу, то живут они в приличном месте. Итальянская – улица почтенная, стоит, пожалуй, заглянуть к сапожнику Шульцу, который имеет в тех краях богатых заказчиков. Шульц был прихвачен на употреблении контрабандного товара и уже который год время от времени отвечает на несложные вопросы, а однажды презентовал Берг ману очень хорошие туфли, которые не приглянулись заказчику. Фрау Шульц знает, кто сдает комнаты с полным пансионом, кто – квартиры, потому что и сама держит нахлебников, совсем юных канцеляристов.
Из кабинета Степана Ивановича была протянута веревочка, чтобы колокольчиком вызывать к себе слуг. Где-то за стеной задребезжал колокольчик, пронеслись быстрые шаги. Через несколько минут в сенях появился прислужник.
– Вашу милость к барину просят.
Бергман встал и посмотрел на кружку с недопитым квасом. Оставить – лакеи донесут, мало ли что. Решил взять с собой, хоть оно и смешно – входить в кабинет обер-секретаря Правительствующего Сената с квасом. Но лучше насмешка, чем драная задница.
В кабинете он обнаружил такую картину: Шешковский сидел за столом, Фомин стоял на коленях, затылком к двери, лицом к иконостасу. В руках он держал молитвослов.
– Ты молись, молись! – прикрикнул на него Степан Иванович. – Замаливай грехи-то! А ты, друг мой, садись. Я тобой весьма доволен. Соловейка-то наш отменную песенку спел. Воротынский любопытствовал насчет коллежских служащих. Для чего-то ему нужно было с высокопоставленными особами – имен называть не стану – сойтись. Господин Фомин клянется, что отказал ему наотрез. За что и назван дураком – соглашаться надо было, а потом донести. Но он не догадался. Так что вот он, Фрелонов след.
Бергман посмотрел на затылок с косицей, уложенной в замшевый кошелек и подвязанной щегольской бархатной ленточкой. По затылку не догадаешься, что в голове. А сдается, Фомин с перепугу нагромоздил вздора – лишь бы уберечься от плетки. Именно такого вздора, какого ждал от него Шешковский. Или уже под плеткой врал?
– Если Фрелону опять Коллегия зачем-то понадобилась, то он так просто не угомонится. Я полагаю, он к господину Фомину Нечаева подошлет, – сказал Бергман.
– Разумно. И я уж думал было отпустить господина Фомина восвояси… а отчего раздумал?..
– Оттого, что ему веры нет. Он один раз от Воротынского отмахался – но сие лишь видимость. Воротынский и Нечаев держали его в руках из-за истории с девицей. Опять же, господину Фомину помогли отмахаться. И неведомо, как он поведет себя с Нечаевым. Может, у того хватит ума его уговорить.