- Слава Богу, госпожа, вы очнулись! - над постелью склонились обеспокоенные знакомые лица: Любош, нервно мнущий шляпу в руках, охающая Боженка, испуганная Северинка, насупленный Юрась, вторая горничная Витка, кухарка и даже усатый конюх.
- Я вошел, а вы лежите, - тяжело вздохнул Любош, - головой должно ударились. Я послал в Ивлицу за лекарем.
- Не надо лекаря, - София медленно оторвала голову от подушки и села, - никого не нужно. Все ступайте, со мной все в порядке. Девочки где?
- Да вот они? – Северинка подняла на руки Людмилку.
- Идите, поиграйте.
- А может все же… - начал управляющий.
- Нет.
Все, оглядываясь на хозяйку, начали расходиться. Любош упрямо задержался в дверях.
- Послушайте старого слугу, - вернулся он к кровати, когда комната опустела, – чтобы ни сказал этот человек, не верьте ему. Все это ложь.
- Кароль жив? – устало спросила София.
- Да, но…
- И он не хочет меня видеть.
- Да, но я говорил ему, что он совершает ошибку, вы оба страдаете.
- Страдаю, - исправила его София. – Я ему не нужна.
- Это не так, госпожа, совсем не так!
- Зачем ты называешь меня госпожой? Разве ты не знаешь, что мы не венчаны, я всего лишь полюбовница, - София устало потерла виски. Одеяло, прикрывающее ноги, стало тяжелым, точно из камня.
- Так что же? – как можно беспечней пожал плечами Любош. – Разве мало в округе попов? Успеете повенчаться.
София лишь кисло хмыкнула. «Как теперь жить?» Собраться никак не получалось, она была раздавлена: «Меня больше нет!»
- Отдыхайте, госпожа. Все наладится, я пошлю за хозяином.
- Нет, не надо! Пусть все будет как прежде. И Юраське скажи, пусть тоже никого не посылает – я соколов трогать не стану.
- Каких соколов? Давайте, я все же за лекарем пошлю?
- Я просто посплю, мне надо поспать…
София тенью ходила по замку или часами сидела в своей комнате, она охладела ко всему и никого не хотела видеть. Напрасно Любош пытался вытянуть ее на стройку мельницы или в конюшни. Все было напрасно, молодая хозяйка махала одобрительно головой, но мыслями была далеко. Огонек былого задора потух. Оживлялась София только, когда возилась с детьми. С девчонками она по-прежнему улыбалась, шутила, нежно ворковала, кормила из серебряной ложечки кашкой. Огромный мир за стенами комнаты с райским гобеленом ее больше не интересовал.
- Угасает наша голубка, - слышалось старческое ворчание. – Вот так же господарька Надзея уходила, и пани Изабелла так же зачахла. Неласков замок к хозяйкам, силы из них вытягивает.
- Неужто и эту схороним? – подпевал голос кухарки. – Уж так жалко, такая бойкая, красивая была, а теперь страшно глянуть.
- Уж я молюсь за нее, так молюсь…
Голоса затихли. София подошла к большому зеркалу, на нее смотрела исхудавшая бледная женщина с впавшими щеками и синими кругами под глазами. «Хороша», - усмехнулась она себе.
Из распахнутого окна доносилось стрекотание кузнечиков и чириканье готовящихся ко сну воробьев. На землю медленно спускался вечер. София села на подоконник и стала вдыхать майскую прохладу. Вспомнился дом, девчонкой она любила вот так же устроиться у окна или забраться на башню, и часами сидеть, и мечтать. Теперь мечтать было не о чем. Все так далеко.
- Здравствуй, жена, - услышала она голос с хрипотцой.
София резко обернулась. У райского гобелена стоял незнакомый мужчина, солнце прощальными лучами хорошо освещало высокую широкоплечую фигуру. Загорелое лицо, серые пронзительные глаза под густыми бровями, ладская стрижка «в кружек» и длинные темно-русые усы, свисающие по обе стороны ото рта. Так стриглись и брились земляки Софии в Броничах. Одет был незнакомец в простую казацкую беленую свитку, на боку болтался восточный палаш, сапоги хорошей выделки покрывал толстый слой пыли.
Гость не двигался, лицо и поза были напряженны, серые глаза пронзительно смотрели на Софию, залезая куда-то в душу.
- Не узнала своего пана ящерку? – с горечью в голосе спросил он.
Сердце кольнуло. София смотрела и смотрела на незнакомого ей человека. «Странно, тогда в «покойнике» я сразу признала Кароля, а сейчас не могу узнать». Она медленно двинулась к незнакомцу: овал лица, форма губ, вытянутые мочки ушей - все было знакомо. Где она их уже видела, совсем недавно видела? Конечно же, эти - лицо, губы, уши ее дочери Людмилки, а высокий упрямый лоб, как у Надзеи. Перед ней отец ее детей. Так вот он каков при свете дня.
София подошла так близко, что почувствовала чужое дыхание на своем лице, пальцами провела по носу с небольшой горбинкой, коснулась небритой щеки, вдохнула запах. Это его запах, он сразу всплыл в памяти, спутать нельзя.
- Кароль, - прошептала она.
- Прости, - выдохнул он, и София увидела, как блеснула мужская слеза.
- Голубые, - улыбнулась София.
- Что голубые? – улыбнулся он в ответ.
- Глаза у тебя стали голубыми.
- Родная моя.
- Я тебе хоть немного нужна? Ну, немножко.
- Ты мне очень нужна, очень! - Кароль нежно взял в ладони ее лицо.
- Я стала некрасивой?
- Самая красивая.
- А я поверила тому человеку, - в горле пересохло, - он сказал - я тебе не нужна. И я поверила.