Наследный принц Андрюша

Хриплый положил трубку. А я держал свою возле уха, слушал короткие гудки и лихорадочно размышлял! Нет никакого сомнения — они заметили за собой слеж! ку… Ну, конечно, Матвей — пожилой человек, где ему гнаться за молодыми да шустрыми… И к тому же его хромота. Она выдает Кузнечика с головой. Да и многие из тех, кому он насолил, знают его в лицо… Надо срочно предупредить Матвея. Но ведь он запретил ему звонить без надобности… Но бывают случаи, когда нельзя терять ни минуты…

Я решительно набрал номер телефона Матвея. На мое счастье, он оказался дома. Видно, забежал перекусить.

— Пио пини пите пибя пиза писе пикли,— четко, как диктор по радио, выговаривая слова, произнес я.

В переводе с нашего птичьего языка это означало: «Они тебя засекли».

Затаив дыхание я ждал, что ответит Матвей. Я понимал, что ему необходимо время для перевода.

— Молодой человек, перестаньте хулиганить,— сердито воскликнул Матвей и повесил трубку.

Все ясно — до него дошла моя информация. У меня сразу поднялось настроение. Ведь я выполнил свой долг.

Но не долго у меня держалось хорошее настроение. Его испортил Андрюша. Он вошел в комнату и уставился на меня испытующим взглядом. Я почувствовал, как краска стыда заливает мое лицо. Он заметил, что я его подслушиваю. Но Андрюша повел речь о другом.

— Дедушка, я тебе еще не все рассказал…

Мое лицо, наверное, из красного стало белым.

— О тех, кого ты называешь мафиози,— уточнил Андрюша.— В столице мне тоже угрожала мафия. Я просил-молил мать и отца, чтобы они взяли меня с собой в Африку. Там, я думал, скроюсь от мафии надолго, а может, и навсегда. Но мамочка высмеяла мои страхи… Сказала, что это фантазии переходного возраста…

Я был поражен — Андрюша говорил так, словно читал письмо своей матери, адресованное мне. А если действительно читал? Не может быть, я все время ношу письмо во внутреннем кармане пиджака.

— Я был очень рад,— продолжал Андрюша,— когда оказался здесь, у вас… Думал, что сюда они не доберутся… Но, оказалось, их руки дотянулись и сюда… Ты помнишь, сразу по приезде, я завел речь о завещании?

Я кивнул. От волнения я не мог говорить.

— Я думал, что, предъявив им завещание, на некоторое время откуплюсь от них. Мол, подождите, вырасту и заплачу… Но они, как видно, не захотели ждать.

Андрюша замолк. Я не знал, что ему сказать.

— Ты не волнуйся, мы с Матвеем делаем все, что в наших силах.

Андрюша улыбнулся.

— Пойду делать уроки…

Остаток дня я то впадал в отчаяние, то загорался надеждой. В конце концов понял: пока не расскажу все Матвею, не обрету душевного спокойствия.

Вечером я стал собираться на встречу с Матвеев

Когда я одел плащ, Настя строго спросила:

— Ты куда?

— К Матвею.

— Он тебе звонил? — допытывалась Настя.

Если на первый вопрос я ответил честно и открыто, то на второй пришлось выкручиваться.

— Звонил и просил зайти.

— Но ты же сам простужен,— Настя сделала последнюю попытку удержать меня дома.— А на улице дождь…

— Я возьму зонт,— нашел я выход из трудного положения.

С зонтом в руке я улыбнулся.

— Я скоро приду.

— Привет Матвею,— в голосе Насти прозвучала ирония.

Но тогда я не придал этому значения, потому что очень спешил.

На этот раз я вел себя, как заправский конспиратор. Сел не в первый автобус, а во второй. И лишь после того, как убедился, что за мной никто не следит.

На вокзале я сверил свои часы с часами в зале и убедился, что у меня в запасе есть время. Не спеша направился к киоску, купил вечернюю газету и, сев на лавку, углубился в чтение. Иногда я стрелял глазами поверх газеты и поверх очков. Но никому вокруг до меня не было дела.

Я играл роль человека, который приехал на вокзал, чтобы встретить ближайший поезд. И коротал время, почитывая газету. Но поскольку поезд опаздывал (вернее, поскольку не появлялся Матвей), я встал и направился в буфет. У одной стойки я увидел Матвея. Он жевал свои любимые пончики, запивая их молоком из пакета. Но я не бросился к нему с распростертыми объятиями, а, слегка кивнув, стал в очередь к буфетчице. и вскоре со стаканом мутного кофе и пирожком пристроился рядом с Матвеем.

Я пил кофе и изредка бросал взгляды на своего старого друга. Эти дни не прошли для него даром. Матвей никогда не был упитанным, но сейчас он еще больше похудел и стал похож на портрет, нарисованный Настей. Однажды она обмолвилась о Матвее: кожа да кости. Сегодня я бы добавил: и глаза. Глаза Матвея горели яростным огнем.

Он сделал мне знак следовать за ним. Некоторое время мы молча шли рядом. По тому, как Матвей сердито сопел, я понял, что он чем-то расстроен.

— Что случилось? — прервал я затянувшееся молчание.

— Почему ты нарушил конспирацию? — сурово спросил Матвей, сжав палку.

Я на всякий случай отодвинулся от него, опасаясь как бы он не огрел меня невзначай. Хотя я не знал за собой никакого греха, наоборот, мне казалось, что сегодня я вел себя, как прирожденный конспиратор.

— Где? Когда?

— Почему ты мне позвонил? — Матвей остановился и обжег меня взглядом.