Наследство

Но ложимся в неё
И становимся ею,
Оттого и зовём
Так свободно своею.

И ещё я хочу сказать… Меня здесь обвинили в преклонении перед князем Васильчиковым. Да, я действительно ссылался на его статью. Но ведь не только я уважительно к нему отношусь. Карл Маркс назвал его одним из самых значительных людей в России. Вот послушайте маленькую цитату…

Все снова загудели, и Кухаренко не выдержал, вскочил с места.

– Не надо пристёгивать к месту и не к месту цитаты, товарищ Артюхин. Они были сказаны в своё время. И вообще мы не о князе Васильчикове сейчас толкуем, а о вас.

Артюхин сглотнул сухой ком в горле, с трудом выдавил:

– Тогда мне не о чем больше говорить. Только одно могу добавить – время рассудит. Да оно уже и наказывает нас. Вы посмотрите, что происходит в сельском хозяйстве. Обширная держава, миллионы гектаров земли, а накормить себя не можем. А что же ждёт наших детей, внуков, какое наследство от нас они получат, об этом вы думали?

Артюхин сел, угрюмо скривил рот. Теперь, после того как скомкали его речь, отвергли аргументы, у него вообще пропал интерес ко всему происходящему. Будь что будет, мысленно махнул Николай рукой.

Кухаренко поднялся, одёрнул на располневшей фигуре пиджак, заговорил сначала тихо, а потом всё громче и громче.

– Нам надо, товарищи, принимать решение. Судя по прошедшему, довольно оживлённому обсуждению, мы единогласно (он сказал это словом с нажимом, подчёркнуто громко) пришли к выводу, что коммунист Артюхин в своих политических и нравственных выводах допускает антисоциалистические оценки, в преподавательской деятельности проповедует студентам чуждые нам взгляды и позиции. Вполне понятно, что такому человеку нельзя доверять полностью, и у меня есть конкретное предложение: поставить сегодня вопрос о пребывании Артюхина в партии и на занимаемой должности…

Николай опешил, но по гулу, возникшему в зале, понял, что даже члены парткома не согласны с таким предложением. Потянулись какие-то тягостные, полные жгучей тревоги минуты, и когда начали голосовать, выяснилось, что Кухаренко не поддержал никто, кроме Хворостухиной. Даже ректор сказал задумчиво:

– Видимо, Леонид Сергеевич, вы поторопились. Нельзя рубить сплеча, ведь перед нами человек со своей судьбой, товарищ по работе, способный преподаватель. Кстати, Артюхина мы не один год знаем…

– Тогда давайте свои предложения, – промычал, не поднимая головы от стола, Кухаренко.

«Кустодиевская купчиха» виноватым голосом заскрипела:

– Обидно, конечно, что не прошло предложение Леонида Сергеевича, но выговора с занесением в учётную карточку товарищ Артюхин наверняка заслуживает…

За выговор проголосовало большинство, и только Кухаренко не поднял руки, с каким-то отрешённым видом глядя по сторонам. Он молчал с минуту, а потом произнёс:

– Ну что ж, решение принято. И пусть это для вас, товарищ Артюхин, послужит хорошей школой. Только хотелось бы предупредить – сегодня партком был настроен мягко, но в следующий раз он вряд ли простит ваши дерзости.

Уходил Артюхин смущённый, но не раздавленный, не смятый. Всё произошедшее сегодня произвело на него впечатление какого-то шаманского обряда, запрограммированного скорее всего Безукладовым. Может быть, тот ждал от этого спектакля и большего, и не его воля, что всё закончилось так. А выговор, что ж, пережить можно. Правда, когда-то Артюхин читал, что в русской армии, если старший по званию объявлял младшему выговор, то надо было думать об отставке. Однако Николай не чувствовал за собой вины. Он шёл по коридору и думал, что есть на свете люди, в которых живы ещё долг и честь, и от этого стало вдруг легко и радостно, как-то по-ребячьи светло на душе.

…А вечером в кабинете Безукладова, где Кухаренко и Неугодьев докладывали ему о результатах заседания парткома, наоборот, царила гнетущая атмосфера. Сергей Прокофьевич расхаживал вдоль стены, тяжело ступая по мягкому ковру, и говорил, не скрывая раздражения:

– Фокусами занимаетесь, дорогие товарищи! Не партийные работники, а гимназистки в передничках с кисейной вышивкой. Да вас коммунисты просто не уважают. Так, товарищ Кухаренко, в институте никогда порядка не будет. Хотите, я вам один случай расскажу?

Помню, я ещё секретарём райкома работал, был такой отстающий колхоз в селе Зворыкино. Что ни год, там новый председатель. Не выдерживали люди, дисциплина в хозяйстве была такая, что, как говорится, кто в лес, кто по дрова. Полный раскардаш, одним словом. Ну, долго я думал, как этот колхоз укрепить. Думал-думал и придумал: послать председателем заместителя председателя райисполкома. Жалко, конечно, хороший человек, можно сказать, товарищ мой задушевный, но, с другой стороны, – надо же как-то выходить из положения. Ну, приглашаю, беседу веду, а у него тысяча отговорок: и жена больная, и дочь десятиклассница, надо ей дать школу закончить, и здоровье фронтом подорвано… Одним словом, наговорил мне с три короба, а я на своём стою.