Наследство

Когда Дубиков возвращался в милицию, резкая досада вспыхнула в нём – неужели Фокин и в самом деле считает Кузьмина безобидным чудаком? Но досада была недолгой. Ладно, сейчас не время спорить с Фокиным, полной ясности по делу Кузьмина нет, хотя за полмесяца пришлось повозиться изрядно. И пока Кузьмин как сурок отсыпался в КПЗ, Дубиков, наоборот, чувствовал, что бессонница у него становится постоянной, до подташнивания, до головной боли.

Обычно же он на отсутствие сна не жаловался. Возвращаясь домой, прочитывал газеты, на которые днём не хватало времени, плотно ужинал, а потом подушка притягивала его как магнитом. Иногда, правда, после ужина Дубиков усаживался к телевизору. Этот «ящик для дураков», как называл телевизор сын, он уважал, но сил хватало только посмотреть новости, а потом Николай Сергеевич укладывался спать, и сон, крепкий, без сновидений, длился до шести часов, до первых кремлёвских курантов.

Занявшись делом Кузьмина, Дубиков с раздражением обнаружил, что теперь он вечерами долго ворочается в постели, прокручивая в голове события прошедшего дня, а в первый раз он долго не мот уснуть после встречи с главным бухгалтером мелькрупкомбината Зинаидой Васильевной Фортунатовой, оформлявшей квитанции на переработанную продукцию. Зинаида Васильевна встретила следователя спокойно, подчёркнуто вежливо и внимательно, так, как встречают уважаемого гостя, и это сначала насторожило Николая Сергеевича, но потом он успокоился: ну а если бухгалтер просто культурный, душевный, добрый человек – так что же в этом подозрительного?

Кстати, на Зинаиду Васильевну Дубиков выходил долго. Пока Кузьмин «тянул» пятнадцатидневный срок, он так объяснял, откуда у него в кармане оказалась большая сумма: это его сбережения на «голубую мечту» – автомашину «Жигули», которую он намеревался купить, чтобы хоть на старости лет «пофорсить с шиком», ибо в жизни всегда была одна только нищета да работа.

Тогда Дубиков решил встретиться с женой Кузьмина. Михаил Степанович жил на краю Осинового Куста, рядом с рекой, в самом, можно сказать, экзотическом месте. Дом стоял прямо на берегу, и наверняка в паводок стылая волна плескалась около порога. За рекой темнел чёрный зимний лес, а перед лесом стеной стояли тростниковые заросли. Место это называлось Горелые тылы, видимо потому, что в этих тростниковых зарослях по осени нередко вспыхивали пожары, и языки пламени вставали над болотами, освещая тронутый уже желтизной лес.

Дубиков подумал, как хорошо здесь должно быть летом, когда деревья встают на горизонте зелёной грядой, а рядом с порогом искрится река и мягкая трава-гусятник на берегу манит своей прохладой, какой-то пуховой нежностью.

Впрочем, все эти романтические мысли быстро выветрились из головы, лишь только он увидел жену Кузьмина. Она вышла на стук Дубикова в дверь на веранду, недовольно осмотрела его с головы до ног, попятилась назад, молча махнула рукой. Непонятно было, что означает этот жест, – то ли приглашение в дом, то ли недовольство: ходят, мол, тут всякие, от дела отрывают.

Но Дубиков смело протолкнулся вперёд, в комнате стащил фуражку с головы, представился:

– Следователь Дубиков…

Жена Кузьмина всплеснула руками и опустилась на лавку в передней комнате. Дубиков тоже присел, не дожидаясь приглашения, и брякнул с ходу:

– А скажите, Мария Дмитриевна (имя, отчество узнал у Кузьмина), это правда, что вы собирались купить «Жигули»?

– Какие ещё «Жигули»? – хрипло спросила старуха.

– Ну, обычные «Жигули», знаете, машина такая… удобная вещь для хозяйства… за грибами ездить.

Мария Дмитриевна зло засмеялась:

– А на какие шиши, извините, её, машину эту, купить, а? Небось она денег стоит, так?

– Самая дешёвая – около семи тысяч… – Дубиков говорил спокойно, сдержанно.

Мария Дмитриевна зашлась в кашле.

– Да кто это вам наплёл про машину-то? Может, дурак мой по пьянке? Он любит прихвастнуть, мёдом не корми. Всё из кожи лезет, хочет как начальники жить, да только ничего не получается, в бутылку надо поменьше заглядывать.

– Пьёт?

– Да уж не на хлеб мажет! Слаще сахара ему она! Вот и к вам угодил небось из-за неё, голубушки?

– Подрался в ресторане.

– Совсем сдурел мужик, – вскричала низким голосом Мария Дмитриевна. – Водка начисто мозги разжижила. Без ней, проклятой, дня не живёт. Ну, и долго продержите?

– Пятнадцать суток, как положено…

– Не продержите, небось дружки постараются, выпустят.

– Какие дружки? – Дубиков с нескрываемым интересом уставился на собеседницу.

– Да разве мало их у него? Как у загульного кобеля, поди! А я, грешница, скажу вам ото всей души – устала, больше сил моих нет, от вина этого проклятого, хоть бы оно совсем пересохло. Может, правительство надумает и бросит её выпускать, а? У вас в милиции не слышно об этом?

– Не слышно, Мария Дмитриевна, не слышно. – Дубиков засмеялся. – Так значит, не собирался он машину покупать?

– Ну что вы пристали – машина да машина! Лучше скажите – передачки там у вас для этих… ну, как мой, принимают или нет? Ведь с голоду, поди, мучается.

– Не положено им передачу…