Наследство Братства Сумерек

— Лангфор Сардо! С этого и следовало начинать, а не тянуть корову за вымя! — с чувством сказал Салин, принявшись изучать меня со странным выражением лица. — Это же совсем другое дело!..

Несмотря на воодушевление оружейника между ничего не значащим разговором и реальным побегом лежала пропасть. Одно дело обсуждать возможность снять печати, и совсем другое пытаться это сделать. Дни сменяли недели, а работа продвигалась крохотными шажками. И дело было вовсе не в сложности поставленной задачи — хотя те же расчёты без инструментов и справочников, нормальных самопишущих перьев и писчей бумаги, требовали поистине титанический усилий от нас обоих — свой отпечаток накладывала и лагерная жизнь.

После того как ты полуголодный весь день махал топором, заставить себя вечером выворачивать мозги наизнанку над вычислениями ой как не просто. А ведь тебя ещё и окружают другие люди. У которых свои интересы, желания и требования, и которым может совсем не понравиться непонятная активность двух доселе совершенно незнакомых каторжан.

Нет, вопросов никто не задавал — за столь наглое вторжение в жизнь запросто могли прирезать — но вот шепотки пошли. И кто надо их услышал.

Первыми среагировали воровские "братья". Если после ночного инцидента в бараке о Салине они на время забыли, то теперь с лихвой компенсировали былой недостаток внимания. За короткий срок на оружейника совершили аж три нападения. На язык так и напрашивалось "покушения", но вот в последнем-то я как раз и сомневался. Всё опять выглядело как-то чересчур нарочито.

Сначала под прикрытием сумерек в выглянувшего из барака Салина едва не вонзился самодельный клинок. Остро заточенный штырь прилетел из-за угла соседнего дома и с грохотом вонзился в дверной косяк, лишь на пол ладони разминувшись с головой оружейника.

Спустя пару дней на представителя Младшей знати повалился навес у дровяного склада. И хотя сделал он был из тонких досок, торчащие во все стороны гвозди грозили жуткими ранами. Салин выскочил из-под него буквально в последний момент.

Ну и, наконец, на закуску, на вырубке на оружейника упала высоченная сосна. И если бы на её пути не встал ствол другого дерева, царапинами бы он не отделался.

Три опасных ситуации, угрожающих жизни моего нового друга, и все три заканчиваются пшиком. Причём никак не его стараниями.

Так не бывает! А значит… значит и опасности эти далеко не столь серьёзные, как кажется на первый взгляд. Скорее они послание или предупреждение. Вот только каков их смысл? В то, что от Салина хотят таким образом заставить смирить гордыню и пойти на поклон к "ночным", я не верил. Интуиция советовала посмотреть поглубже!

Впрочем, вопрос: "А что ворам и бандитам, собственно, надо от господина Гильбрана?", я всё же задал. И получил в ответ лишь оценивающий взгляд, словно Салин примеривался куда получше вогнать клинок, и короткое: "Мой род в опале, а я был в нём оружейником!". Вот и понимай как знаешь. То ли он так накуролесил в своей должности, что хвост из желающих поквитаться тянется за ним аж на каторгу, то ли был допущен к тайнам, за обладание которыми люди готовы пойти на многое, даже на сотрудничество с "братьями".

Увы, разбираться в тайнах напарника не было ни времени, ни сил. Особенно после того, как его недоброжелатели взялись и за меня. Для разнообразия начав не с нападок со стороны главарей "ночных", а подключив официальную власть в лице лагерного начальства. Аккурат перед обедом меня под конвоем отвели к старшему надзирателю, где пришлось провести два не самых лучших в жизни часа.

Жёлтый от злости мерзавец жаждал от меня признания во всех смертных грехах и обязательства "уведомлять его обо всех нарушениях распорядка". Задавал и вопросы о Салине. Не рассказывал ли о себе чего-нибудь интересного, не делился ли воспоминаниями о вольной жизни, не хвастался ли своими преступлениями?

Отрицательные ответы надзирателя закономерно не порадовали, и сразу после "беседы" меня проводили в карцер. Всего на сутки, но и этого хватило, чтобы желание сбежать ещё больше окрепло и стало восприниматься как первоочередная надобность...

Неожиданным сюрпризом сразу после выхода из "холодной" стал ожидающий меня у входа в барак малознакомый "ночной". В то время, как все остальные горбатились на вырубке, мерзавец преспокойно сидел на лавке и щурился на солнце. И до меня ему словно бы и дела никакого не было. Я даже понадеялся, что удастся спокойно пройти мимо. Уже потянулся к дверной ручке, как он вдруг сказал:

— Лангфор, не хочешь рассказать, что за шашни ты с этим Салином крутишь?

И ведь, подлец, даже голову в мою сторону не повернул. Даром, что рожа клеймёная, а спеси и наглости как у короля. Остро захотелось вмазать гаду от души, но неизбежные последствия в который раз заставили смирить нрав.

— А откуда такой интерес? — резко ответил я.

— Ой, твоё бывшее благородие, не вертись ужом. Всё-то ты понимаешь… — скривился душегуб. — Свалить отсюда надумали?