- Тем, что я вижу и тем, что слышу. Окажись на вашем месте глупый и необразованный - как вы выразились? - поварёнок, я бы просто не представлял, что мне делать дальше. В ожидании нашей встречи я всю голову себе сломал в раздумьях о том, что делать, ежели новоиспечённым Эдмундом Беркли окажется какой-нибудь деревенский дуралей. Дуралей, которому внезапно привалило такое счастье, что он скачет от радости и в конечном итоге принесёт всем больше проблем, чем пользы. Но вы прекрасно справляетесь со своей ролью, и именно поэтому я прошу вас выслушать меня до конца.
Гровен встал перед камином, скрестив на груди руки.
- Роберта III короновали наспех, перед этим незаконно лишив герцогства Когар наследников Эвана. Но это ничего не меняет: можно отнять землю, но нельзя отнять право, передающееся вместе с кровью. И это означает, что прожить свою жизнь, спокойно сидя в Хартворде, вам не удасться. Я с ходу могу назвать с десяток человек, которым мешает
Второе. Королевство раскалывается. Большинство баронов понимает, что трон под Робертом весьма шаток. В нём тоже, конечно, течёт кровь Даннидиров, но факт узурпации превращает его в преступника, ибо по закону он смог бы воспользоваться своим правом наследства только в том случае, если бы в живых не осталось никого из Беркли. При этом существует с полдюжины графов и герцогов, в крови которых имеется малая примесь королевской, и которые тоже непрочь примерить корону. Логика здесь очень простая: если Роберт попрал обычай и присвоил себе престол без очереди, то почему это не могут сделать они? И, ежели Вал разрушится, кое-кто из них обязательно попытается начавшуюся войну превратить в междоусобную. Только потому, повторяю, что они знают: Роберт III имеет прав не больше, чем любой из них. И в таком случае Корнваллис падёт, сгорит в бурлящем котле войны всех со всеми, а раздробленное королевство станет лёгкой добычей для жутких обитателей Гриммельна. Зверь восторжествует и силы Белара вырвутся на свободу.
- И вы думаете, что я как-то могу предотвратить всё это?!
- Да. Самим своим существованием. Вы - единственный законный наследник трона, которому все просто обязаны подчиниться и признать его верховенство. Склониться перед вашим правом, которое древнее и выше, чем у любого из них - правом принца, представителя пятисотлетней королевской династии. Хотя они, - Гровен усмехнулся, - пока не подозревают о вашем праве. Но это уже забота Ордена. И только вы, как единственный законный наследник, сможете объединить вокруг себя все силы и восстановить равновесие. Остановить гражданскую войну и всеобщими усилиями не допустить разрушения Вала. Это ваше предназначение, милорд. Это то, ради чего вы возникли из небытия. И, наконец, последнее. Я понимаю вас, когда вы говорите о том, что все эти вещи новы для вас, а сами вы более чем неопытны во всех этих делах. Но я выступаю здесь не как некий Лейн Гровен, а как полномочный представитель великого Ордена Вопрошающих, который готов предложить вам совет и помощь во всех делах. И, смею уверить вас, ваше высочество, что возможности Ордена дают нам основание надеяться на победу. А из эорлинов - у меня есть предположение, что и герцог Ллевеллин, и граф Гленгорм также на вашей стороне. Также я уверен и в графе Хантли. Наверняка найдутся и другие.
Эдмунд устало вздохнул.
- О, боги... Я должен подумать.
- Разумеется. И заодно, - епископ направился к дверям, - подумайте ещё вот о чём: свои личные проблемы - я, кажется, догадываюсь, что вы имеете в виду, - вы не сможете решить, забившись в какую-нибудь нору. И только законный король сможет всё.
Не дождавшись ответа, Гровен сделал поклон и вышел из кабинета.
Глава 2. Бремя Власти
На следующее утро Лейн Гровен отбыл из Драмланрига, удовлетворившись устным обещанием новоиспечённого герцога Беркли обратиться за помощью к всемогущему Ордену Вопрошающих, когда в том придёт нужда. И Эдмунд, да и, похоже, сам Ллевеллин тайком вздохнули с облегчением, когда тёмно-фиолетовая ряса последний раз мелькнула за огромными двустворчатыми дверями Большой залы. Что и говорить - сам облик вопрошающего, несмотря его на тихий голос, разумные слова и понимающие взгляды, вселял какую-то непонятную тревогу, а во всём, что говорил епископ, невольно подозревался некий тайный смысл.