Агнес и Глэнис немедленно присели в реверансе. В ответ на недоуменный взгляд Бланки последняя полушёпотом пояснила:
- Мастер Гленкиддин, личный лекарь их величеств.
- Виконт… эм-м, Ламли просил меня проведать вас и узнать, не могу ли быть чем-нибудь полезен знатной леди, - сказал старичок, еле заметно кивнув в качестве приветствия.
Бланка, подумав, что делать книксен в голом виде будет довольно глупо, осталась стоять.
- Я не нуждаюсь в услугах докторов, мастер Гленкиддин, - заметила она.
Обе горничные одновременно замахали руками.
- Что вы, что вы, миледи! Он настоящий кудесник… если бы вы видели, что он делает с женщинами… Многие знатные дамы специально приезжают в Лонхенбург только для того, чтобы попасть к нему на приём.
- И многие приезжают зря, - фыркнул старичок, положив свой мешок на пол. Она с изумлением глядела на его лицо: на его носу красовалось диковинное сооружение в виде двух маленьких стёкол, искусно скреплённых золотой проволокой. – О своём здоровье и красоте надобно заботиться смолоду, а не тогда, когда голова уже покрыта струпьями, а кожа вся в морщинах. Ах, сделайте что-нибудь, мастер Гленкиддин… глупые…
Он остановился прямо перед Бланкой, поправив стёклышки на носу.
- Похоже, сударыня, вы правы и тяжёлая дорога, о которой мне говорил эм-м… виконт Ламли, на вас совсем не отразилась. Если у вас нет каких-либо жалоб… - Девушка отрицательно покачала головой. - Хм, я так и думал. Редко когда удается лицезреть столь совершенную красоту. Прекрасно, прекрасно. Похоже, сама Матерь Боанн слепила вас по своему образу и подобию. Я, пожалуй, не рискну здесь что-нибудь улучшать. Хотя… ничего не болит? Желудок? Мозоли? Нет? Хорошо. Так что, наверное, только вот это…
Гленкиддин едва не с головой залез в свой большой мешок и извлек на свет пергаментный свёрток; развернув его, он осторожно достал оттуда свёрнутую в несколько раз простыню, пахнувшую какими-то травами, и протянул её Агнес.
- Вот, заверните эту богиню сразу, как кончите вытирать. Я приготовил это не далее как полчаса назад. Здесь, госпожа, ничего особенного – белый мёд, масло из винного камня, имбирь, корень алтея и разные другие полезные вещи. Лечить ни от чего не лечит, но успокаивает, и спать будете, как младенец, а наутро кожа будет сиять. Это, пожалуй, единственное, что я бы подправил: что и говорить, пыльные дороги и грязные гостиницы не приносят пользы женской красоте. Как вас зовут, юная красавица?
- Бланка Оргин, сударь.
Гленкиддин остановился на полдороге к двери.
- Как? Оргин? Дочь… нет, что я говорю… скорее, внучка лорда Лана из Харлеха?..
Бланка кивнула.
- Удивительно. - Лекарь снова повернулся к Бланке. – Вы не помните меня, красавица? Хотя… да, конечно. Совсем старый стал, извините меня, миледи. Вы не можете меня помнить, вас ещё тогда в помине не было. Я служил Лану Оргину… до той поры, пока… пока всё так неудачно вышло.
- Нет, сударь, я не слышала о вас, - промолвила Бланка, заворачиваясь в простыню, - но… если у вас будет возможность и время, быть может, вы расскажете мне о моём деде?
- Обязательно. Но не сейчас – сейчас слишком много дел.
Гленкиддин поклонился и, что-то бормоча под нос, вышел.
Бланка открыла глаза. Первый раз, наверное, за все последние дни она проснулась в хорошем настроении, или нет, правильнее будет сказать - в ожидании каких-то важных событий. Словно в каменной стене, окружавшей её со всех сторон, внезапно образовалась маленькая брешь, через которую можно попробовать выбраться наружу.
Она лежала на огромной белого дерева кровати, на которой при желании могли бы уместиться с дюжину человек; пышных атласных подушек, красных с золотом и с кистями по углам, в избытке хватило бы на всех; сверху нависал богато драпированный такого же тёмно-красного цвета балдахин, расшитый золотыми цветами и листьями. Кровать была так высока, что для того, чтобы спуститься с неё, необходимо было сначала ступить на резную в три ступеньки лесенку.
Тяжёлые шторы прикрывали стрельчатые окна в два человеческих роста высотой с витражами искуснейшей работы. Стены украшали двухцветные фрески: по красной охре ползли вверх, извиваясь, золотые побеги сказочных растений; всё свободное пространство занимали ковры с вытканными картинами куртуазных сцен и гуляний в волшебных садах. Вдоль стен стояли скамеечки, скамьи со спинками и сундуки, прикрытые расписными тканями – все белые с позолотой; шкаф, устроенный меж витражных окон, украшали оковки и резьба.
Прямо напротив кровати находился гигантских размеров камин, колпак которого, уходящий прямо в потолок, также покрывали изящные росписи; искусный барельеф в нижней части колпака изображал борющихся леопарда и единорога, обоих на задних лапах. Справа и слева от камина стояли массивные кресла, каждое с двумя ступенями и многочисленными подушками. Мелкая изразцовая плитка разных цветов выстраивалась на полу в причудливые узоры.