Наследство Катарины

– Я привык выполнять свою работу честно, мистер Мансдантер! – жестко пробасил в дверях высокий, очаровательный мужчина. – Ваша матушка – Чера, была широкой души человек, и она во мне не сомневалась! Ее воля состояла в том, чтобы я огласил завещание в присутствии всех указанных лиц! Прошу за мной! – указал он на открытую дверь кабинета.

Кабинет был просторным, но темным: шторы плотно закрывали окно. Освещение было тусклым. Он пригласил их присесть на мягкие, коричневые диваны, расположенные напротив резного стола (бумаги на нем были сложены в идеальном порядке). Стены кабинета были завешаны грамотами и благодарностями, в рамках, схожих по цвету с палитрой стола.

Пока они рассаживались, а нотариус искал нужные документы в сейфе, девушка его разглядывала: около тридцати, высокий, крепкий, темноволосый, смуглая кожа, прямые черты лица, волевой подбородок, и глаза – неестественно-небесного цвета, небольшая щетина. Рубашка была такой белой, что при тусклом освещении буквально светилась. Из под нее проглядывали мышцы мужчины, брюки идеально смотрелись на его спортивном и стройном теле.

Катарина загляделась на него и не заметила, как он поймал ее восхищенный взгляд, и вогнал ее в краску.

– Что ж, приступим, – лукаво улыбнулся он девушке. – Последнюю волю Чера изъявила приблизительно за год до смерти. Она была крайне взволнована, так что при составлении завещания присутствовали свидетели. В официальных бумагах имеются их данные и адреса. Если угодно, проверите достоверность позднее. Итак, завещание Черы Мансдантер оглашает уполномоченный ею Габриэль Балмер, – обьявил он, удобнее устраиваясь в кресле, и стал читать. В какие-то моменты у него самого на глазах наворачивались слезы, которым он ни за что не позволил бы пролиться. Не возникало сомнений, что он хорошо знал ее бабушку:

– «Я, Чера Мансдантер, 8 апреля 1930 года рождения. Когда-то мой дедушка, умирая, вверил мне огромное состояние. Я сохранила его фамилию и приумножила состояние в десятки раз. Ради достижения этой цели я работала не покладая рук всю свою жизнь вплоть до старческой слабости. И тогда мой сын решил помыкать мной, – нотариус намеренно сделал паузу, и дядя Стефан громко хмыкнул. – Я потратила жизнь не зря, сохраняя и оберегая династию. Быть может, я и жалею о том, что была слишком занята, чтобы дать детям больше любви и заботы. За это я прошу меня простить. Особенно ты, Кристоф. Не держи на меня зла. Обладая несгибаемым характером и чрезмерной гордостью, я отдалила тебя от семьи, причинив много боли. Но ты справился и доказал, что в тебе течет моя кровь. Я так и не смогла решиться поговорить с тобой лично, сынок. Но знай, что мое сердце болело не меньше твоего, хоть я и не показывала этого. В любом случае, я горда называть тебя своим сыном». – Отец плакал, не скрывая своего отчаяния. Он продолжал любить ее, ведь она была его мамой. Катарина накрыла его руку своей.

– «Прости и за то, что не принимала твою дочь. Прекрасное имя ты выбрал для нее. Имя королевы. – Кристоф выпрямился, вытирая слезы. – Ну, конечно, я следила за тобой все эти годы. Как я могла оставить без присмотра своего сына? Жалко только, что семья у тебя распалась, и девочка живет в другой стране. Ей приходилось тяжело».

– Извините, – прочистил Балмер горло и отхлебнул из стакана воды:

– «Дорогая Катарина, я наблюдала за тобой с самого рождения. Сожалею, что перевернула с ног на голову твой мир, и что мы не успели познакомиться. Стефан. Ты испорчен. Деньги превращают тебя и твою семью в чудовищ. Не думай, сынок, что мне неизвестно о твоих махинациях, у меня глаза даже на затылке, иначе я не смогла бы столько достичь и прожить так долго. Единственный из твоей семьи, кто достоин наследства – Николас. Ему я и передаю часть денег, трастовый фонд и дом, в котором ты живешь. Отныне, без согласия Ники ты не сможешь пользоваться деньгами, а к восемнадцати годам он унаследует все, включая акции банка на главной улице города». – Агнесс вскочила со стула, Стефан еле держался, чтобы не закричать, на его лице сменялись эмоции. Балмер продолжал, не обращая внимания.

– «Остальную часть наследства получает Кристоф, включая бизнес отца в Цюрихе и домик на Мальте, который он так любил в детстве. А для моей смелой и сильной духом внучки – Катарины, я оставляю самое дорогое, что у меня когда-либо было – дом в Фибурге, и в дополнение к нему небольшой счет в семейном банке, – Катарина забыла как дышать. – Я долго думала и решила, что никто из моих детей не достоин владеть этим местом. Но у меня есть предсмертное желание: не продавай дом. Я хочу, чтобы ты заботилась о нем, как о собственном ребенке, потому что в нем останется жить моя душа. Я прилагаю к завещанию личные письма для каждого из вас. Подпись. Дата».