— Это бесполезно, сестренка. Там, — она показала наверх, — меня уже ждут. Я словно слышу, как зовет меня мать. Да и Леонид стал частенько мне сниться. Может быть, при встрече он простит меня… А я прошу прощения у вас… — Она закрыла глаза.
Брат и сестра видели, как жизнь постепенно покидала измученное тело.
— Мария, скажи, кто с тобой в доле? Кто еще охотился за сокровищами? — Виталий сжал ее ладошку.
Посиневшие губы прошептали едва слышно:
— Родион Федоров и Кирилл Чередниченко. Это правнуки Боголепова и Куропаткина. Они остановились в гостинице «Бриз» и не уедут оттуда, пока не дождутся моего звонка. Я хочу попросить, чтобы их не судили. Они просто давали мне деньги и помогали обыскивать дом. Они понятия не имели, что я хочу убить всех вас, чтобы завладеть наследством.
Громов не знал, кто такие Куропаткин и Боголепов, и уже не решился расспрашивать девушку. Может быть, Старостин обо всем расспросил?
Он кивнул Свете, словно приросшей к стулу:
— Пойдем. Ей нужно отдохнуть. — Они вышли из палаты, и сестра вцепилась в локоть детектива:
— Значит, в доме деда искали сокровища. Почему же я об этом ничего не знаю?
— Потому что я, во-первых, сам до последнего о многом не знал, во-вторых, не хотел тебя пугать, — пояснил Громов. — Сейчас Майстренко привезет письмо, в котором наш дед подробно описал поиски драгоценностей Керченского музея. Я собираюсь прочитать его в палате дяди. Наша семья должна быть в курсе всех дел. — Он не успел договорить, достав разрывавшийся смартфон. — А вот и Майстренко. Ты иди к отцу, а я подойду позже с письмом.
Света послушно зашагала по коридору.
Громов буркнул в трубку:
— Как я понял, ты ждешь меня возле больницы.
— На первом этаже, — отозвался опер. — Беги скорее, если хочешь получить свою реликвию.
Виталия не нужно было упрашивать. Как заправский спортсмен, он, перескакивая через лестничные пролеты, в два счета оказался перед Майстренко.
— Как дядя? — спросил опер.
— Пошел на поправку, а вот с сестрой хуже, она умирает, — признался Виталий.
— Печально, язык не поворачивается сказать: «Поделом». — Опер сунул старое пожелтевшее письмо в руки Громова. — Тебе удалось с ней поговорить? У нее были сообщники? Кстати, куда делся Старостин?
— Не знаю, не видел. А сообщники были. — Детектив назвал фамилии и координаты. — Если вы поторопитесь, возьмете их прямо сейчас.
Григорий вырос, откуда ни возьмись, обдав всех табачным дымом.
— Прихватишь меня, — сказал он Майстренко. — Я тоже владею информацией.
— Тогда бегите. — Виталий, бережно неся клочок старой исписанной бумаги, словно древний пергамент, скрывавший тайну века, сначала, присев на холодный стул с белым сиденьем, достал смартфон и пошарил в Интернете, восполнив знания о керченских сокровищах и участниках далеких событий, и только потом поднялся в палату дяди.
— Вот что нашли мои коллеги в доме деда Сергея, — он протянул письмо Вадиму Сергеевичу, но тот лишь безнадежно махнул рукой:
— Читать тяжело… Даже не пытаюсь. Прочитай ты, пожалуйста.
Света напряглась на краешке кровати отца:
— Виталя, ты наконец расскажешь, какие сокровища искали в дедовском доме? Получается, я единственная не в курсе, из-за чего сыр-бор.
— Не отчаивайся, доча, — подал голос Воронцов. — Я тоже.
— Пробил ваш час узнать правду, — пошутил Громов и, бережно развернув письмо, принялся читать.
Оно было адресовано родственникам.
Вступление содержало просьбу: что бы ни слышали сын и внуки о своем деде и отце, пусть не верят. Он всегда оставался честным, преданным до мозга костей партии и народу. И всего лишь однажды преступил закон: охваченный жадностью, позволив человеку оболгать людей, а потом убив этого человека, который хотел убить его и убил бы, если бы Сергей Лаврентьевич его не опередил.
Далее в письме подробно сообщалось о керченских сокровищах и о том, почему они представляли большую ценность для нацистской Германии, прослеживался их путь от порта в Керчи до партизанского отряда, а потом (видимо, для деда это были самые неприятные воспоминания, потому что округлый, бисерный, почти детский почерк стал неровным и прыгающим) Воронцов-старший поведал печальную историю поиска драгоценностей.