Настало времечко…

Я постоял, подивился на это явление, ни черта не понимая, – чумовой какой-то товарищ, ужаленный, – потом перебрался по трубе через кювет. Труба была скользкой: из микроскопических дырочек били игольчатые, почти невидимые фонтанчики – увлажняли ее. Занять насиженное и, надо думать, прикормленное местечко я не решился, – очень уж открыто здесь было, голо, дискомфортно, – двинулся вдоль канавы. И вскоре набрел на двух белоголовых хлопчиков. Они сидели среди высокой травы на маленьком вытоптанном пятачке, словно в скрадке, открытые только сверху, и настолько были увлечены делом, что не услышали, как я подошел. Я осторожно покашлял. Пацаны вздрогнули, разом оглянулись и утянули головы в плечи.

– Ну что, орлы, каковы успехи? – бодро сказал я.

– Да мы, дядя, так, – заюлил тот, что слева, – мы это… мальков ловим… для аквариума.

– Ага, для аквариума! – закивал его дружок.

Но тут у него нырнул поплавок.

– Ой! – испуганно вскрикнул он, вытягивая небольшую кефальку.

– Ну вот, Петька, опять ты! – упрекнул его товарищ.

– Да я что, нарочно? – плаксиво заоправдывался Петька, – Она же сама!

Кефалька, выгибаясь, прыгала на траве. Петька не решался к ней притронуться. Даже не смотрел на нес, отвернулся.

Я снял кефальку с крючка, полюбовался ею, отбросил рубашку, прикрывавшую проволочный садок (я его сразу заметил): там уже лежало с десяток таких же рыбок, заснувших.

– Что же вы ее на солнце держите, – сказал. – Опустили бы в воду. Пропадет ведь.

Пацаны обреченно молчали.

– Эх, рыбаки! – вздохнул я. – Ну, ладно… Глубоко тут – нет? Если на ту сторону перебрести.

– У-у, дядя, глубоко! – оживились пацаны.

– Да здесь еще трясина – засасывает!

– Ага, ил сплошной!

– Вы, дядь, садитесь рядом – места хватит.

– Вон удочка у нас, запасная. Берите.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Чего ж вам мешать, тесниться. Пройду еще… Садок-то опустите в воду.

– Опустим, дядь, опустим! – радостно заверили пацаны.

Еще маленько я прошел, высматривая местечко на берегу, а когда поднял глаза, увидел, как метрах в двадцати по курсу двое мужиков торопливо сматывают удочки. Один, ухватив за лямку рюкзак, боком кинулся в заросли. Второй замешкался, метнулся туда-сюда и вдруг, развернувшись, прыгнул через канаву. То есть хотел прыгнуть, но оскользнулся и булькнул в метре от берега. И стремительно начал тонуть. Неуклюже, словно спутанный, развернувшись, он пытался рывками дотянуться до травы, но под ногами не было твердой опоры, с каждым судорожным толчком он только глубже погружался и уже хлебал ртом воду.

– Руку! – заорал я, плюхаясь на живот. – Не толки ногами! Вытаскивай их!.. Держись на плаву!

Отпячиваясь, извиваясь ужом, помогая себе коленями, подбородком, свободной рукой, я кое-как подбуксовал его к берегу. А тут уж он сам закостенело вцепился в коренья трав, продышался, вылез. Стоял – весь в ряске, в тине, мотал головой, отплевывался.

– Ну? – спросил я. – С легким паром?.. Нашел место купаться! Мало тебе Черного моря?

– Придурок! – выговорил рыбак.

Смотрел он куда-то поверх моей головы, и я решил сначала, что это он о себе – столь нелестно. Но ошибся.

– Ты бы еще ружье взял, придурок! – злобно продолжил он. – Или фуражку милицейскую нацепил, вместо этой бородавки!.. Понаедут… придурки, тунеядцы! Деньги им, падлам, девать некуда… «Черного моря мало!» – передразнил он меня. – А тебе мало, да? Шарашишься тут… турист! – Он снял штаны, резко встряхнул их, обдав меня грязными брызгами. – Ну, что выпялился? Медаль ждешь – за спасение утопающих? Счас откую – по ряшке!.. – И, повернувшись к зарослям, закричал: – Э-гей! Серега! Давай сюда! Иди, не бойся!.. Тут одному медаль выдать надо!

До меня дошло – сванка! Они же меня все – и хлопчики, и пролетарий тот дерганый – из-за шапочки этой и вполне закавказского моего облика (если издалека или внезапно) за местного деятеля, за рыбоохранника какого-нибудь приняли, который сам лопает в три горла, жиреет, а над другими, у кого всей радости-то – раз в неделю с удочкой посидеть, руку правую потешить, измывается, сволочь такая, дохнуть не дает. Выходит, как Печорина, судьба (да какая там судьба – сытая прихоть бездельника) кинула меня в «круг честных контрабандистов», то бишь честных браконьеров; как он, я «встревожил их спокойствие» и даже – о ужас, – едва не утопил человека!

Я развернулся, пригнул голову (не огрели бы чем сзади!) и быстро пошагал прочь.

Такую вот шутку сыграла со мною сванка. Крепко подозреваю, что за всю историю невинного браконьерства на канавах это был первый случай появления там «гонителя», вообще – постороннего человека. И надеюсь – последний. Я, во всяком случае, на канавы больше не ходил. Хотя мог бы, поменяв предварительно свою сувенирную шапочку на какой-нибудь стандартный головной убор. Однако столь неудачный, конфузный дебют охладил мой пыл, канавы перестали меня интриговать, и я перешел на легальный морской промысел. Здесь не надо было ни хорониться, ни оглядываться, ни напрягать спину в ожидании сурового окрика.