Настало времечко…

Когда я вновь переступил порог спортзала, то увидел его сильно преображенным. Новенькая шведская стенка закрывала унылую штукатурку. Стояла отшлифованная уже руками и задницами «кобыла». Горка матов громоздилась за ней. И даже был растянут посреди зала ринг.

Удивительно – тренер Суворов узнал меня!

– Ты чего сбежал тот раз? – спросил он.

– Да так… – замялся я. – Мать ругалась.

– А теперь? Теперь можешь?

Я кивнул.

– Ну, давай, давай, давай – раздевайся! – заторопил тренер.

Опять он устроил мне экзамен (потом я узнал, что для него это был необходимый ритуал: подвергать всех новичков боевому крещению). Но теперь проверял меня «на вшивость» паренек уже поднатасканный – поджарый, мускулистый, проворный. Ох и погонял меня этот дурачок, обрадовавшийся на бесплатное, из угла в угол. «Все! Не примут!» – тоскливо думал я, не успевая заслоняться от его хлестких колотушек.

Однако тренер Суворов меня неожиданно похвалил:

– Молодец! Держишь удар. Я еще тогда заметил, что ты способный.

Мне оставалось лишь благодарно хлюпнуть расквашенным носом.

Обнаружилось, что зачуханный наш клуб «Шахтостроитель» превратился за эти полгода прямо-таки в спортивную фабрику. Кроме бокса, работали секции: лыжная, легкоатлетическая, гимнастическая и – неслыханное дело – секция фехтования! Последняя открылась только что. Суворов раздобыл где-то четыре ржавых эспадрона – и тут же кликнул охотников в мушкетеры. Охотники сыскались: многие из нас посещали не одну секцию.

Понятно, всеми секциями руководил неутомимый, семижильный тренер Суворов. За одну зарплату, без полставок, надбавок и премиальных. Без выходных дней и отгулов – само собой. Он и ночевал здесь, в маленькой комнатушке, служившей раздевалкой и одновременно складом спортинвентаря. Там, в уголке, Суворов оборудовал себе ложе из двух спортивных матов. Третьим он укрывался. Где-то, на далекой 4-й Кирпичной улице, существовала у него тетка, у которой Суворов был прописан и которую навещал раз в неделю да по красным праздникам.

И еще деталь, немаловажная: почти во всех командах – лыжников, гимнастов, легкоатлетов – Суворов был, так сказать, играющим тренером, лидером и капитаном. Только на ринге не выступал, объясняя это давним повреждением головы. «Травма, – произносил он редкостное тогда слово. И добавлял более понятное всем в послевоенные годы: – Контузия».

Вот под руководством такого замечательного, или ненормального (не знаю, как точнее сказать), человека и начиналась моя спортивная биография. Теперь существует модное словечко «фанат». Тогда мы его не знали. «Энтузиаст» – слишком высоко и красиво, к тому же подразумевает определенную сознательность ради святой конечной цели. «Одержимый» – самое подходящее. А еще лучше – «ушибленный».

Откуда он к нам свалился, мы не знали. Скорее всего – принесло послевоенной демобилизационной волной. Обезлюдевший за войну тыловой наш город тогда быстро наполнялся новыми жителями. В том числе и спортсменами, преимущественно почему-то футболистами, парнями (нам казалось – дядьками) довоенной выучки. Только у нас в городке (а по сути, он был всего лишь заречным районом самого города) насчитывалось четыре команды: «Шахтостроитель» – естественно, «Ферросплавщик», просто «Строитель» и «Железнодорожник». Высококлассные команды! Теперь вон болтается где-то в классе «Б», на задворках, его единственная… я даже название ее затрудняюсь вспомнить – не то «Угольщик», не то «Забойщик». А тогда! Какие матчи происходили! Какие блистали звезды! Помню вратаря Беню, гуттаперчевого еврея, человека без костей, бравшего любой мяч. «Второй Хомич» – называли его. Поклонники лезли в драку: «Первый! Это Хомич ваш второй!» Помню однорукого защитника, стокилограммового чистильщика Скалу – грозу форвардов. Не знаю, фамилия это была или кличка, но волны нападения разбивались об него буквально как о скалу.

Одним из таких пришельцев был, как видно, и наш тренер.