Настасья Алексеевна. Книга 4

У Евгения Николаевича в руке был букет красивых розовых лилий, и он собрался было вручить его Вере, как в это время в прихожую вошла ещё одна женщина, мама Настеньки и Веры, Ирина Александровна, в сопровождении мужа Алексея Ивановича. Они тоже готовились к встрече. Отец семейства вышел в традиционном чёрном костюме, но из бархата, что придавало мужчине особую значимость. Выделяя карман пиджака, сверху из него выглядывала узкая белая полоска то ли платка, то ли бумаги в тон белой сорочке и синему в белую крапинку галстуку, перехваченному посередине золотого цвета зажимом. Жена его была в длинном цветастом платье с широким белым поясом на талии. На полуоткрытой шее к пышной груди спускались белые агатовые бусы. Она царственно протянула правую руку для поцелуя.

Евгений Николаевич приложился губами к руке и начал протягивать букет, когда услышал возражающий голос Ирины Александровны:

– Нет-нет, цветы не мне, а нашему начальнику, бабушке.

Именно в эту минуту в прихожей появилась и Татьяна Васильевна. Ярко-голубой халат на ней с розоватым отложным воротником ничуть не нарушал общей праздничной одежды детей, а, напротив, придавал некий шарм всей обстановке. Её морщинистое лицо под сединой волос расплылось в широкой улыбке, а голос звучал нарочито недовольно:

– Што эт вы собрались в прихожей? Нешто эт дело? Завите гостя в гостиную.

Она, как всегда, акала, проявляя старо-московское произношение с подчёркиванием звука «а».

Евгений Николаевич протянул ей букет, но она отклонила цветы, говоря:

– Пагади ты с цветами. Дай я тебя расцелую сначала. – и она обняла гостя, неторопливо целуя в щёки три раза, как и полагается по русскому обычаю.

Освободившись, наконец, от букета, который приняла с благодарностью Татьяна Васильевна, Евгений Николаевич сбросил с плеча сумку, тяжело грохнувшую о пол.

– Ты что там камни притащил с собой? – шутливо спросил Алексей Иванович, помогая молодому человеку снять с себя кожаное пальто. – Или бутылок набрал? Так у нас питьё есть. Зря старался.

– Вы угадали абсолютно точно, – в тон ему ответил Евгений Николаевич. – И камни есть и бутылки. В гости не принято ходить без бутылки. Но, надеюсь, того, что я принёс, у вас нет.

Войдя в комнату, он стал доставать из сумки почти квадратный красивый сосуд шотландского виски, затем бутылку содового напитка, сопровождая это словами «Будем пить виски с содовой», потом большую бутылку итальянского белого вермута «Сантанелли». Но самый большой восторг у всего семейства вызвало появление из сумки крымского Муската белого, Красного камня.

– Без нашего ялтинского вина я, само собой не мог сюда явиться. А сейчас, – продолжал Евгений Николаевич, когда принесенные им напитки торжественно водрузились по соседству с водкой и коньяком, – я хочу подарить вам всем действительно камни, которые захватил с собой со Шпицбергена по предложению работающих на нём геологов.

Первым появился величиной почти с кулак полупрозрачный словно отполированный, отдающий зеленью камень на мраморной подставке.

– Этот образец называется хризолит.

– Просто восхитительно! – воскликнула Верочка, беря в руки камень.

– А это, – сказал Евгений Николаевич, доставая очередной образец, – кварцевая друза. Смотрите, как переливается свет в кристалликах.

Зазвучали новые восторги. И они не смолкали, пока шпицбергенский гость доставал небольшие, но восхитительные по красоте образцы лазурита, родонита, яшмы. Интерес вызвал даже чёрный доломит, на полированной поверхности которого изобретательные геологи поместили для контраста маленькую фигурку белого медведя.

– И что самое главное, – отметил Евгений Николаевич, – то, что эти драгоценности получены на архипелаге. Представляете, насколько богат ископаемыми архипелаг?

– Ну, харашо, – прервала его речь Татьяна Васильевна. – Прашу к сталу. Соловья баснями не кормят. Евгений Николаевич, идите мыть руки с дороги.

– Я только хочу ещё вот что. – Евгений Николаевич был явно смущён, не зная, как будет воспринято то, что он собирался сделать, доставая из сумки бумагу. – Я вчера получил ваучер. Но он мне совершенно ни к чему. Я решил его вам отдать, Алексей Иванович.

– Продать хочешь?

– Да ну, что вы! Просто мне он не нужен. Какую собственность я на него получу на Шпицбергене? А уезжать оттуда я пока не собираюсь. Так что просто дарю. Вы всё-таки мне самые близкие люди теперь.

И тут, совершенно неожиданно для себя, глубоко вздохнув, он сказал то, о чём думал всё время, и когда был ещё на Шпицбергене, расставаясь с Настей, и когда был в Ялте на похоронах своей жены. Да-да, и тогда тоже мысль рождалась глубоко внутри, и он отгонял её, сознавая, что нельзя об этом думать в такой момент. И идя здесь в семью Настеньки, эта мысль не давала ему покоя. Он не знал имеет ли он права говорить так, но внезапно сказал тихо, но все услышали:

– Я ведь хочу просить у вас руки Настеньки. – И ещё тише добавил: – Я люблю её с самой первой нашей встречи.

Резкий телефонный звонок прервал воцарившееся вдруг молчание. Ирина Александровна стояла ближе всех к телефону и подняла трубку: