Настасья Алексеевна. Книга 4

Что же касается журналиста Амундсена, являющегося специалистом по Шпицбергену и выпустившего в своё время фотоальбом о Шпицбергене «SvalbardBoka», то он приезжал в Баренцбург ещё раз. Вторично вместе с кинооператором он появился 10 июня 1992 года, приехав на моторной лодке без предварительной информации. Однако в этот раз они представились и попросили разрешения произвести съёмки не в самой шахте, а только момент пересменки шахтёров, то есть когда они выходят из шахты, что и было им разрешено в сопровождении представителя рудника.

В этот приезд снимались интервью со мной и с сотрудником вертолётной службы Петровским. В беседе со мной во время съёмок шахтёров Амундсен сказал мне, что он слышал будто бы раньше в Баренцбурге была военная база и был план нападения на Лонгиербюен. Я ответил, что такого не могло быть в силу того, что по Парижскому соглашению 1920 года Шпицберген является демилитаризованной зоной, а потому никаких баз здесь не было, а мысль о существовании планов нападения на Лонгиербюен является просто абсурдной, и если кто-то об этом говорит сегодня, то только ради привлечения внимания к себе самому, а не ради изложения исторической правды, что сегодня типично для развалившегося Союза.

Журналист спросил, могут ли они мои слова зафиксировать кинокамерой. Я согласился, так как считал, что отказ от съёмок они могут воспринять как подтверждение их идеи, что будет выглядеть плохо. Мои слова, по-моему, и прозвучали возражением тому, что утверждал В.Л. Бондарчук, хотя предварительно кадры эти мне не показывались, и я даже не знал об их существовании».

На следующий день Евгений Николаевич отнёс в консульство своё пояснение, сообщив дополнительно, что ему ничего не было известно о приезде с журналистами украинца Бондарчука, который к нему не заходил и не представлялся.

Этим и закончилась для уполномоченного треста история с фильмом. Как отреагировал на объяснительную консул и что делал он с нею дальше, история умалчивает. Известно лишь, что через два дня участникам этой беседы пришлось снова встретиться, но уже по другому и тоже неприятному поводу.

Евгений Николаевич только что побрился перед уходом в столовую на завтрак и стоял у окна, укладывая электрическую бритву в футляр. Из окна четвёртого этажа открывался изумительный вид на освещённый всё ещё не заходящим солнцем фиорд. Вода под косыми лучами светила отдавала яркой голубизной, в которой белыми ягнятами отражались небесные облака, перекрывавшиеся иногда внезапно стремительно пролетающими тенями альбатросов. Горы на противоположном берегу фиорда, словно тоже улыбались чему-то, светясь и радуясь, может быть тому, что скрывают собой от постороннего взгляда голубое озеро Линне, полное рыбы, и не менее голубое озеро «Конгресс», норвежскую радиостанцию «Ис-фиорд Рэйдио» и домик русского помора Старостина. Верхушки гор кое-где успели покрыться тонкими пелеринками снега, соединяющимися в некоторых местах с длинными языками искрящихся на солнце ледников, сползающих в синеву вод. Всё это создавало картину столь притягательную, что не хотелось отводить от неё глаз.

Звонок телефона оторвал от созерцания. В трубке звучал голос консула. Успела мелькнуть мысль, что опять будет разговор о фильме, но после приветствия с пожеланием доброго утра послышалось: