Настасья Алексеевна. Книга 4

Приземлившись, и выждав, когда остановится вращение пропеллера над головой, ответственные лица: консул и уполномоченный треста спустились из салона вертолёта по короткой железной лестнице, прошли к маленькому автобусу почему-то зелёного цвета и поехали в посёлок.

На довольно большой площади удивляла зеленью и даже цветами продолговатая прямоугольная клумба. С одного её торца на некотором возвышении белело здание клуба. Слева больница. Справа управление рудника, где и была намечена встреча больших начальников.

В кабинете на втором этаже их встретил крупного сложения мужчина, одетый в белую рубашку, идущую к его слегка убелённой сединой голове. Чёрный галстук на шее и чёрные агатовые запонки на рукавах подчёркивали белизну одежды. Странно было видеть на широком лице узкий, кажущийся длинным нос, а широкая оправа очков не могла скрыть ещё более широкие чёрные брови, из-под которых сквозь стёкла смотрели встревоженным взглядом глаза.

Однако лицо хозяина кабинета осветилось улыбкой, когда он, поздоровавшись за руку, спросил:

– Вадим Семёнович, Евгений Николаевич, что будете с дороги, чаю или чего покрепче?

Консул снисходительно ответил улыбкой, отказывая в приглашении:

– Это, Пётр Николаевич, мы потом. Давайте сначала по делу. Где этот ваш бездельник?

– Он в соседней комнате с бойцом ГСВ ждёт.

Консул распоряжался с явным удовольствием.

– Вот и хорошо. Рассказывать, что он натворил, будете в его присутствии.

Евгений Николаевич и консул сели друг против друга, позволив директору рудника сидеть на своём директорском месте.

Пётр Николаевич нажал кнопку на телефонной панели и раздавшееся по громкой связи «Слушаю!» коротко бросил:

– Заходите!

Через полминуты в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли двое. Одного сразу можно было принять за тридцатилетнего матроса, хоть он был в обычной гражданской одежде. Серый свитер, в прорезь которого на груди виднелась тельняшка, обтягивал широкие, как у боксёра или штангиста плечи, и сужался к талии, перехваченной кожаным поясом с металлической пряжкой в виде морского якоря. Справа на поясе висел зачехлённый кортик. Пышная шевелюра на голове отливала каштановым цветом.

Моряк, как можно было сказать о нём по внешности, ввёл, держа под локоть, худощавого тщедушного лет двадцати пяти паренька с беспокойно бегающими глазами на веснушчатом лице. Рыжие волосы, зачёсанные на левую сторону, почти сливались цветом с веснушками на лбу.

– Садитесь! – прогремел вдруг резко директор, указывая рукой на стул напротив себя, так что переводчик сразу оказывался как подсудимый между двух присяжных заседателей и смотрящего на него в упор судьи.

Махнув моряку, чтобы тот сел на стул возле стены, Пётр Николаевич начал взволнованно, снимая и надевая снова очки:

– Юрий Давыдович, я вас пригласил сюда, чтобы вы в присутствии консула России на Шпицбергене и уполномоченного треста «Арктикуголь» в котором вы работаете, объяснили нам, как вы дошли до такой жизни, что воруете у своих же товарищей?

– Я не ворую, – попытался возразить Юхименко и хотел продолжить, но был резко остановлен консулом:

– Помолчите, молодой человек. Вам слово не давали. – и, кивнув директору, сказал: – Продолжайте, Пётр Николаевич, мы послушаем сначала вас.

Директор тем временем несколько успокоился и продолжал уже ровным голосом:

– Уважаемые Вадим Семёнович и Евгений Николаевич! Официально довожу до вашего сведения, что в период с 25 по 29 августа, когда переводчик Юхименко находился в Баренцбурге, обслуживая немецкого инженера фирмы АКА, на моё имя поступило несколько заявлений от трудящихся рудника о нарушениях в работе норвежского почтового отделения, ответственность за работу которого была возложена на Юхименко. Нарушения в работе почты заключаются в том, что многие письма, переданные для отправки через норвежскую почту, то есть лично через Владимира Юхименко не дошли до адресатов, часть почтовых денежных счетов на оплату посылок и других почтовых отправлений оказалась неоплаченной, и стали приходить повторные счета с доплатой штрафных санкций за несвоевременную оплату, некоторые конверты отправлялись с ранее использованными почтовыми марками, которые Юхименко срезал со старых конвертов или даже вырезал из филателистических журналов и наклеивал на новые отправления.

Переводчик слушал директора с опущенной головой, и рыжина его волос стала особенно заметной.

– В связи с поступившими письменными заявлениями от трудящихся рудника, – продолжал директор, – и имевшимися сигналами о неправомерных действиях Юхименко на руднике моим распоряжением была создана комиссия по расследованию изложенных фактов. Назначенная комиссия с целью недопущения каких-либо посторонних вмешательств до приезда на рудник Юхименко опечатала помещение почты, рабочий кабинет и его квартиру.