Наставники. Коридоры власти<br />(Романы)

— Я не совсем понимаю, чем они так уж замечательны, — проговорил Найтингейл. В его манере держаться ощущалась странная скованность: он словно бы скрывал мучительное отчаяние, чтобы не испортить нам послеобеденного десерта. И лицо у него казалось странно застывшим — как у человека, который с трудом подавляет раздражение. Его губы почти всегда были плотно сжаты, и на нежной коже четко прорисовывались напряженные морщины. Густые, слегка вьющиеся белокурые волосы он зачесывал набок, и они косо спадали на лоб. Его изможденно-озабоченное, но волевое лицо делалось очень привлекательным, когда он чему-нибудь радовался. — Никто, по-моему, до сих пор не знает, — сказал он, — почему, собственно, работы Гея считаются самобытными.

— Вы не правы, Найтингейл, — возразил ему Кристл. — По широте научной известности никого из нас просто невозможно с ним сравнить. И мы получим право судить да рядить, когда сумеем сделать столько же, сколько сделал он.

— Я совершенно с этим согласен, — сказал Браун.

— Если сидеть над сагами шестьдесят лет по четыре часа в день, поневоле кое-что сделаешь, — буркнул Найтингейл.

— Хотелось бы мне верить, что кто-нибудь из нас окажется таким же уважаемым ученым, как Гей, когда доживет до его возраста, — резко ответил ему Кристл.

— Судя по отзывам немецких специалистов, — заметил Браун, — имя Калверта станет со временем не менее известным.

— У этих джентльменов очень удобная наука, — еще напряженней, чем раньше, проговорил Найтингейл. — Она ведь не требует от них самостоятельного мышления.

— Вы ничего не знаете об их науке, — сказал Кристл, сказал весьма решительно, но отнюдь не враждебно, потому что втайне он симпатизировал Найтингейлу. Однако я видел, что филология сейчас его вовсе не интересует. — Мне неприятно слушать, как ругают Гея. Мое глубокое уважение к нему известно, я думаю, всем. Но мне прискорбно сознавать, что мы должны предоставить ему голос, когда нам придется выбирать руководителя колледжа. Сможет ли колледж жить нормальной жизнью, если ее будут направлять люди, у которых с потерей памяти желание во все вмешиваться только возрастает?

— Я всегда был уверен, что их надо лишать избирательного права, — сразу же поддержал Кристла Найтингейл.

— Ни в коем случае, — возразил ему Браун. — Если в шестьдесят пять или, скажем, в семьдесят лет мы лишим их права голоса, колледж проиграет намного больше, чем выиграет.

— Это почему же?

— А потому что колледж является сообществом людей и должен — хотя бы даже в ущерб себе — твердо придерживаться своего устава.

— Если последовательно развивать вашу мысль, — обратился я к Найтингейлу, — то вскоре колледж просто перестанет быть колледжем.

— А мне-то казалось, что вы человек передовых взглядов, — упрекнул меня Найтингейл.

— В разумных пределах, — сказал я.

— Да, тут трудно решиться на что-нибудь определенное, — проговорил Кристл. Он чувствовал раздвоенность, мучительную раздвоенность, это случалось с ним довольно часто, но он очень не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его состояние. Неукротимая властность побуждала его отстранить стариков от дел, отобрав у них право голоса, — ведь эти старые развалины вечно препятствовали тому, что он затевал. А мягкая романтичность и душевная доброта, почтительное отношение к старшим и любовь к старому Гею отвращали его от настоятельной необходимости напомнить им про их старческую никчемность. — Но иногда мне начинает казаться, что колледжу нельзя доверять даже его собственные деньги. Подумайте, ну может ли наше сообщество распоряжаться капиталом в миллион фунтов стерлингов?

— Я отвечу на ваш вопрос, — живо отозвался Браун, — когда увижу, как мы справились с выборами ректора.

— А что — уже началась подготовка к выборам? — спросил Найтингейл.

— Нет, конечно, сейчас это еще невозможно, — ответил ему Браун. — Просто кое-кто размышляет о кандидатах на этот пост. Я уже слышал одно или два имени. — Браун говорил неторопливо и мягко, но его острые глаза пристально следили за Найтингейлом. Тот обыкновенно противодействовал начинаниям Брауна и Кристла, поэтому Браун хотел прощупать, окажется ли он их противником и теперь, что было весьма вероятно. — По-моему, Винслоу склонен выдвинуть Кроуфорда. А вы что об этом думаете?

— Ничего особенно хорошего не думаю, — после паузы сказал Найтингейл.

— Вот как? Интересно, — проговорил Браун, неотрывно глядя на собеседника. — Я, признаться, полагал, что вам, естественнику, захочется провести в ректоры именно Кроуфорда.

И тут Найтингейла неожиданно прорвало.

— Только не Кроуфорда! — с едкой горечью возразил он. — Последние три года он ежедневно — буквально каждый день! — напоминает мне, что он член Королевского общества, а я нет.

— В самом деле? — сочувственно удивился Браун. — Он ведь, кажется, начинал гораздо раньше вас?

— Он постоянно напоминает мне, что меня уже шесть лет кряду прокатывают на выборах в Королевское общество и что в марте мне придется пройти через это седьмой раз! — срывающимся от зависти и отчаяния голосом выкрикнул Найтингейл.

Кристл не вмешивался, и разговор вел Браун.