Наставники. Коридоры власти<br />(Романы)

Эти слова застигли леди Мюриэл врасплох — и принесли ей огромное облегчение: ее глаза наполнились слезами. Никому из нас не пришло бы в голову разговаривать с ней тоном утешителя. Хотелось бы мне быть таким же прямодушным человеком, как Рой!

Расплакавшись, она сказала, что ей очень, очень трудно.

— Никто не сумел вам помочь, — сокрушенно сказал Рой. — А вам ведь очень нужна была помощь, правда? Да и кому она не нужна в такую минуту!

Он утешал ее, пока не появилась Джоан, — войдя в гостиную, она сразу заговорила о Германии. «Именно», — всякий раз повторял Рой в ответ на ее уверенные реплики. И мать и дочь давно знали, что он не любит спорить; обеих всегда забавляла его притворная покладистость в разговорах, ставшая со временем как бы чертой характера.

Нежность, с которой Джоан относилась к Рою, вот-вот должна была перерасти в пылкую любовь, а леди Мюриэл смотрела на него почти как на сына. До нее наверняка доходили слухи об его сомнительной репутации, об его победах над женщинами, о «венце из виноградных лоз» — эту строчку продекламировал однажды ректор, — но она ни разу не сказала дочери: «Джоан, милая, мне решительно непонятно, чем он мог тебя заинтересовать», а между тем все другие молодые люди, которых Джоан приглашала в Резиденцию, только этой фразы и удостаивались.

Когда мы вышли из дома в дождливую тьму, я сказал Рою:

— Она скоро по-настоящему полюбит тебя, эта девушка.

Он досадливо нахмурился. Ему, как и многим мужчинам, которых страстно любят, порой не хотелось об этом думать. В тот вечер он чувствовал себя безгрешно свободным, хотя его очень печалила судьба Вернона Ройса.

— Давай пройдемся по магазинам, — попросил он. — Мне надо купить несколько подарков.

Мы свернули на улицу Сиднея. Лил затяжной дождь, в сточных канавках журчала и бурлила вода, полоска нерастаявшего снега оставалась еще только у стен, а мокрые тротуары по обеим сторонам узкой улицы отражали огни фонарей и яркие прямоугольники витрин.

— Мы отчаянно вымокнем. — Рой улыбнулся. — Но это тебе, знаешь ли, очень к лицу. Мне обязательно надо разделаться с подарками сегодня вечером.

Заходя во все магазины, мы миновали улицу Сиднея, Иоанна, Святой Троицы и приближались к Базарной площади. Рой выбирал подарки для своей весьма сомнительной, на мой взгляд, и несчастливой берлинской знакомой, которая жила этажом выше его на Кнезебекштрассе, — и выбирал, надо сказать, очень тщательно.

— Ага, вот это, пожалуй, пойдет маленькой танцовщице. — Я уже и раньше слышал про «маленькую танцовщицу», он всегда ее так называл. — Она весит всего тридцать пять кило. Очень легкая девушка. Особенно по сравнению с Артуром Брауном.

В одном из магазинов Рой вдруг заговорил — спокойно, просто и очень по-дружески — о Шейле, моей жене. Он хорошо знал грустную историю нашего брака, знал, к чему я всякий раз готовлюсь, когда уезжаю по вторникам домой, в Лондон. Я был рад этому разговору. Выйдя из магазина, он глянул на меня с ласковой улыбкой чуть презрительного сочувствия и сказал:

— И при этом ты еще можешь выносить здешних самодовольных типов! Эх, мне бы твою терпимость!

Разговор оборвался; мы миновали церковь Пресвятой девы Марии и вышли на Базарную площадь. Рой, все тем же дружеским тоном, спросил:

— Кстати о самодовольных типах — кого же из них стоит выбрать в ректоры?

Руки нам оттягивали пакеты с подарками, наши пальто набухли и отяжелели от влаги, а лица у нас были совершенно мокрые.

— Мне кажется, Джего, — ответил я.

— Кое-кто будет за Кроуфорда.

— Я не стану его поддерживать.

— Да, Кроуфорд чересчур, пожалуй, уверен в себе. Уверен, что на эту должность по праву должны выдвинуть именно его. Самонадеянно, я сказал бы, уверен. Едва ли такой самодовольный человек будет хорошим руководителем колледжа.

Я согласился.

— А знаешь, — заговорил опять Рой, — старик Винслоу поразительно отличается от всей этой братии. Он, конечно, и грубиян, и задира, и характер у него страшно неуживчивый, но зато уж пошлой бездарью его никак не назовешь. Вот кого они ни за что не выберут в ректоры.

— Джего тоже никак не назовешь пошлой бездарью, — заметил я. — Что бы про него ни говорили, но человек он весьма незаурядный.

— Да, у Джего много достоинств, — согласился Рой. — Но говорить-то перед выборами будут об его недостатках, а их у него тоже немало.

— И все же он вполне может пройти в ректоры.

— Да, Джего незаурядный, конечно, человек, — сказал Рой. — Вот за это-то его и постараются прокатить. В нем нет их хваленой «надежности».

— Артур Браун считает, что есть.

— Дядюшка Артур любит причудников.

— А Кристл полагает, что сможет его направлять. Я-то, между прочим, не особенно в это верю.

— Получится очень забавно, если он ошибется.

Мы свернули на Пети Кьюри, и Рой сказал:

— Те, кому Джего не нравится, молчать не будут. Они с три короба наговорят про заслуженных ученых… да и про незаслуженных тоже.