Мою задумчивость спугнул сердитый возглас и грубый вопрос, почему я не держусь правой стороны тротуара. Подняв голову, я увидел, что едва не столкнулся с важным, хорошо одетым джентльменом, лицо которого при виде моей убогой внешности выразило большое неудовольствие и презрение. Сразу же узнав своего старого товарища, я напомнил ему, кто я; тогда он извинился, даже выказал некоторое сожаление, и принялся благодарить меня за доброту, но с оттенком неуверенности, как если бы он остерегался слишком увлечься и, как я заметил, сомневался в моем здравомыслии.
Поначалу я хотел пуститься в воспоминания о нашей дружбе, но оказалось, что у сэра Томаса те дни теплых чувств не вызывают, и, вежливо отвечая на мои слова, он неукоснительно сворачивал на «деловые вопросы», по его выражению. Я сменил тему и рассказал ему со всеми подробностями то, что сейчас поведал вам. Его поведение внезапно изменилось; когда я показал ему кремневый нож, чтобы доказать реальность моего путешествия «на другую сторону луны», как мы называли это между собою, его охватило лихорадочное возбуждение, черты его исказились, и мне показалось, что сперва он содрогнулся от ужаса, потом исполнился твердой решимости, а потом сделал усилие, чтобы казаться спокойным; эти быстрые перемены сильно озадачили меня.
Я счел необходимым уточнить некоторые детали и, поскольку было еще довольно светло, вспомнил о кусочке красного мела в моем кармане и нарисовал знак руки на стене. «Вот, поглядите, это наша рука, – сказал я, объяснив подлинное значение знака, – отметьте, где именно большой палец выступает между указательным и средним». Я собирался продолжить и уже коснулся мелком стены, чтобы дорисовать свою схему, но тут он, к моему великому удивлению, ударил меня по руке. «Нет-нет, – сказал он, – мне все это не нужно. К тому же это место недостаточно уединенно; давайте пройдемся, и вы объясните мне все досконально».
Я охотно согласился, и он повел меня по самым пустынным улочкам, а я принялся слово за словом описывать план сокрытого хранилища. Один или два раза, поднимая голову, я замечал, что Вивиэн как-то странно поглядывал по сторонам; казалось, что он бросает беглый взгляд то вверх, то вниз и посматривает на дома; его уклончивость и тревожность не понравились мне. «Пойдем к северу, – сказал он наконец, – найдем какое-нибудь приятное местечко, где сможем спокойно обсудить наше дело. Часы моего ночного досуга в вашем распоряжении». Я отказался под предлогом, что не могу обойтись без прогулки по Оксфорд-стрит, и продолжал свой рассказ, пока он не усвоил все изгибы и повороты дороги, все до малейшей детали, не хуже, чем я сам. Мы пошли обратно тем же путем и остановились в том же темном переулке, где я нарисовал красную руку на стене, – я понял это, разглядев смутные очертания деревьев, ветви которых нависали над нами. «Мы вернулись к исходной точке, – сказал я. – Думаю, что смог бы указать пальцем на руку, которую тут нарисовал на стене. И я уверен, что вы точно так же сможете коснуться своим пальцем таинственной руки на горном хребте. Помните: держаться между ручьем и камнем!»
Я нагнулся, пытаясь разглядеть свой рисунок, но вдруг услышал свистящий вздох, разогнулся и увидел Вивиэна; в поднятой руке его был обнаженный клинок, а в глазах – смертельная угроза. В слепом страхе, защищая свою жизнь, я выхватил из кармана кремневый нож и набросился на него. Мгновение спустя он пал мертвым на мостовую… – Селби помолчал, потом добавил: – Ну вот, я думаю, это все, и мне остается только сказать вам, мистер Дайсон, что не понимаю, каким способом вы смогли выследить меня.
– Я пользовался многими подсказками, – сказал Дайсон, – и должен отклонить похвалы моей проницательности, ибо допустил несколько грубых ошибок. Впрочем, ваш архаический небесный шифр особого труда мне не доставил; я сразу уловил, что астрономические термины заменяют обычные слова и выражения. Вы потеряли что-то черное, или что-то черное у вас украли; небесный глобус – это копия небес, значит, у вас осталась копия потерянного. Из этого с очевидностью следовало, что потеряли вы предмет черного цвета с написанными на нем буквами или символами, поскольку этот предмет несомненно содержал некую ценную информацию, которая должна быть выражена либо письмом, либо в картинках. «Наша старая орбита остается неизменной» – здесь, видимо, речь идет о каком-то старом намерении или договоре. «Число моего знака» должно обозначать номер дома, с аллюзией на знаки зодиака. Не стоит объяснять, что «другая сторона луны» не может быть ничем кроме какого-то места, где никто еще не бывал; а «какой-либо иной дом» – это какое-то иное место встречи, если учесть, что словом «дом» в древней астрономии обозначали «небесные дома». Разобравшись во всем этом, я приступил к поискам украденных «черных небес»; и после утомительных трудов преуспел.
– Вы добыли табличку?