Настоат

А вот Дункан и Йакиак – да, это возможно! Энлилль, подумайте, кто больше всех выиграл от убийства? Cui prodest? Cui bono?[74] Уж точно не мы с Курфюрстом – и не Настоат. А вот Начальник следствия – безусловно; так же, как и его подчиненные. Теперь он в центре внимания, делает вид, что распутывает дело, даже – скажу по секрету – отказывается фабриковать улики. Мол, смотрите, какой я честный и неподкупный! Мне кажется, его конечная цель – обвинить нас с Курфюрстом. Поэтому он и не желает арестовывать Настоата.

А Йакиак, должно быть, исполнитель убийства. Негоже самому Дункану пятнать руки кровью, а Малыш – превосходный сотрудник, и ради начальника, не задумываясь, сделает все что угодно. Хотел бы я себе такого подчиненного… Что скажете, доктор? Как вам моя версия?

Энлилль молчит, погруженный в тяжкие размышления. Непростую задачку я ему подкинул!

А я пока отвечу на твои вопросы, Читатель! Ты, наверное, думаешь: какая нелепость! Как Дункан может быть убийцей, коли он наедине с собой, в собственных мыслях не раз говорил, что приложит все возможные и невозможные усилия для разоблачения преступника. То-то и оно, дорогой друг! Не кажется ли тебе его праведный гнев несколько фальшивым, лицемерным… Наигранным, что ли… С чего ему так сокрушаться? А все объясняется просто: как и я, он догадывается о твоем незримом присутствии – потому и думает, словно праведник, дабы отвести от себя подозрения. Аккуратно, приятель, – Дункан тобой манипулирует! Будь осторожен, не попадись на его хитрость!

Впрочем, может, убийца как раз ты, мой неуловимый, невидимый визави? Кто тебя знает! Тогда Дункан чист и оправдан, а ты, несомненно, сумеешь выйти сухим из воды, избежать наказания… Прискорбно! Надеюсь, ты добрый человек, а не волк в овечьей шкуре, Читатель!

– Деменцио, что вы там бормочете? С кем разговариваете? – прерывает мое Откровение Энлилль. – Ваша версия выглядит неправдоподобно. Дункан давно бы уже повесил убийство на вас или на кого-то другого, будь он искренне в этом заинтересован. А Йакиак – и вовсе божий одуванчик, «человек в футляре». Он резкого слова боится, недоброго взгляда – не то что поднять руку на своего ближнего… Никогда бы он на сие не решился!

– Вы плохо знаете природу смертных, Энлилль. Мы еще и не на такое способны!

– Насчет вас – я не сомневаюсь! А вот Йакиак, Дункан – вряд ли. И вообще – у меня есть другая версия: на нее я намекал много раз, а Настоату – озвучивал напрямую. Все циклично; история ходит по кругу, повторяясь снова и снова. Мы внутри замкнутой петли времени, у каждого она своя – у кого-то, например, у нас с вами и у Курфюрста, порочный круг длится веками и тысячелетиями, у других – лишь дни и недели. Думаю, Настоат из последних… Все эти петли накладываются, наслаиваются друг на друга, образуя безумные сочетания лиц и событий, – именно так и достигаются уникальность и самобытность истории. Это как атомы, которые, будучи одинаковыми и неотличимыми друг от друга, соединяясь во всевозможных комбинациях, порождают бесконечное многообразие телесного мира. Атомы – первоэлементы материи и пространства, а петли – мельчайшие, неделимые частицы времени, Хроноса. И все они вписаны в одну, Великую петлю времени, знаменующую собой начало и конец мироздания: огнем все началось, огнем и закончится.

Ну и теория! Увлекательно – я и сам на заре жизни верил в нечто подобное, да только потом отказался – слишком уж сложно, темно, непостижимо. Никаких рационалистических и эмпирических оснований!

– Архитектор, это уже не криминалистика, а теология, метафизика, богословие. Объясните попроще: кто на самом деле преступник?

– Если история циклична, то убийства будут повторяться вновь и вновь, и преступление для нас находится не в прошлом, а в будущем. Вполне вероятно, что сейчас убийца и сам догадывается, какое злодеяние совершит вскоре. Следовательно, душегубом может стать каждый, даже не подозревая об этом. Мы на всех парах несемся к убийству, и сейчас закладываются те самые предпосылки, которые неминуемо воплотятся в смерть нескольких человек – и в том числе девушки.

Я не верю собственным ушам! То, что я слышу, – чудовищно, неописуемо, беспросветно!

– Но, черт возьми, Энлилль, это жуткий, леденящий душу взгляд на окружающую реальность. Получается, речь идет о безысходности, неотвратимости, отсутствии свободы воли – и если преступление действительно свершится, то все мы – марионетки Судьбы, Города, Неизбежности…

– Не если, а когда! Поверьте, убийство свершится! Но и предотвратить его можно – правда, многое будет зависеть от действий самого преступника: коли обратится он к свету, все переменится, и петля будет разорвана. Спасение человека зависит от человека, а не от внешних, пускай и неодолимых, мнимо всесокрушающих факторов: «Вне зависимости от обстоятельств, времени и места, человек свободен избрать себя предателем или героем, трусом или победителем».

– И что теперь делать? Не расследовать преступление, а просто ждать, покуда мысль об убийстве придет кому-нибудь в голову?