Настоат

Ламассу остался дома – ликвидирует последствия наводнения. Не ожидал, что у него столь явный управленческий и организационный талант: выстроил Нарохов, всем раздал указания – одни рубят лес, другие сжигают ил и возносят молитвы, третьи восстанавливают семь врат, отделяющих нас от Города, а то, неровен час, всякая шушера будет захаживать. Теперь это уже недопустимо – вскоре замок будет полностью обособлен и закрыт от внешнего мира: моему новому бытию требуются иные условия – уединение, покой и одиночество. Еще несколько дней – и я сам буду навещать жителей Города, тогда как им доступ ко мне будет заказан. Можно сказать, мы окажемся в совершенно разных пространственно-временных континуумах – и это будет прекрасно! Однако для начала необходимо соблюсти кое-какие формальности – прежде всего переговорить с Дунканом и убедить его принять участие в заговоре. Таков уговор, и я его не нарушу.

Слышал, у Деменцио здесь возникли проблемы: секретарша, охрана, насмешки и ругань; только благодаря Йакиаку он удостоился приема у Клаваретта. Не понимаю, почему все так сложно? Я прохожу через приемную, как нож сквозь масло. Все молча расступаются, в ужасе смотрят на мои длинные руки, волочащиеся за спиной, боятся, трясутся от страха. Даже Геркулес пожаловал снизу – думал, сможет меня остановить, а в итоге спрятался за занавеской. Как вообще этого дурака взяли в Великое следствие? Ведь он – бывший уголовник; говорят, в припадке ревности и гнева убил жену и детей, отсидел 12 месяцев, а теперь вернулся на службу. Что-то не так в этом Городе, коли таким персонажам дают второй шанс. А если его вновь на подвиги потянет?

Ламассу давеча заявил: «Пенитенциарная система требует реформирования! Сообщите об этом Дункану Клаваретту. Политическая служба исполнения наказаний – ПСИН – работает из рук вон плохо. Коли идете в Великое следствие (чего я, конечно, не одобряю, как и весь план по организации заговора), так сделайте хоть одно доброе дело – замолвите словечко за оптимизацию управления. У меня лапы опускаются, когда я думаю о произволе, что творится в Городских тюрьмах». Сердобольная собака!

Сотрудники Великого следствия жмутся от меня по углам, как тараканы от яркого пламени. Правильно, негоже стоять на дороге – разбегайтесь по своим норам, закоулкам и департаментам!

Йакиак, как обычно, в шинели и при длинном самурайском мече. Тоже боится, отводит глаза. Я поднимаю с земли руку и глажу его по затылку.

– Прости, дружище, в прошлый раз пришлось тебя обмануть. Позарез необходимо было увидеться с Энлиллем. Надеюсь, Дункан не очень разозлился, когда узнал про наше маленькое путешествие. Но, как и обещал, я замолвлю за тебя словечко – сегодня или в следующий раз. Даю слово.

Йакиак кивает и отворачивается – видимо, до сих пор сердится. Злопамятный! Другие давно бы уже забыли и отпустили, а он все еще во власти неприглядного прошлого. Тебе бы с Ламассу поговорить, он умеет успокаивать и вразумлять – психотерапевт от Бога. По крайней мере, мне он помог после Больницы. Жаль, что у вас взаимная неприязнь. Впрочем, собаку вообще мало кто любит – точно так же, как и меня. Как и самого Йакиака. Как и всех нас – просто примите это как данность.

Наконец добрался до приемной Дункана. Надеюсь, он на месте. Хотя где ему еще быть? Утро, он наверняка трезвеет, набирается сил и вряд ли готов совершить вылазку в Город.

Захожу.

Начальник следствия сидит за столом, обхватив голову руками. Дремлет. Аромат женских духов смешивается с запахом перегара. В углу лежит шпага, прямо на ней – мундир; сам Дункан – во вчерашней помятой рубашке. Тяжело ему. Представляю! Всегда знал, что эмпатия – мое сильное качество.

Тихонько кашляю – безрезультатно. Ни с того ни с сего Дункан начинает храпеть – да так, что сотрясаются стены. В дальнем углу комнаты – ширма; мне кажется, за ней кто-то есть. Несомненно, это Йакиак – он пробрался сюда, покуда я стоял спиной к двери – скрываясь среди теней, прополз и притаился. Должно быть, хочет убедиться, что я действительно выгорожу его перед Начальником. Хорошо, так и сделаю – польщу самолюбию маленького человечка. Он будет счастлив.

Пока Дункан храпит, выглядываю в окно. Подо мной – добрая сотня этажей; Великое следствие шпилем своим возносится к самому небу. Рядом плывут облака, а мы ведь даже не на самой вершине. Странно: зная честолюбие Клаваретта, я был убежден, что его кабинет находится куда выше. Здание подпирают 144 колонны. Откуда я знаю? Все просто: 12 пороков, умноженных на 12 добродетелей, дают ровно 144 – магическое число, идеальное. Каждая колонна, высеченная из темно-синего обсидиана, увенчана золоченой пилястрой – символом богатства и всемогущества следственной власти. Не сомневаюсь, что это сделано по настоянию самого Дункана – хочет, чтобы капители горели в ночи, словно факелы на обелиске. И невдомек ему, что светится фосфор, а не золото – хотя на эту тему лучше поговорить с Деменцио Урсусом: ходят слухи, что это он в молодости изобрел фосфорные бомбы. Правда, сейчас он размяк и вряд ли способен на подобные инновации.