Настоящая фантастика – 2010

«Туманность Андромеды» дала мощный толчок развитию советской фантастики. Однако круг тем остался прежним. Молодые братья Стругацкие яростно взялись разрабатывать все ту же тему Царства Божьего на Земле. «Полдень, XXII век» — это полемика с Ефремовым, но полемика о частностях. Общее сомнению не подвергалось. Советская фантастика в лучших своих образцах оставалась социальной, научной и, разумеется… религиозной. Стругацкие, например, подчеркнуто декларировали свой атеизм и при этом написали почти библейскую притчу о потопе.

И что характерно. Те же Стругацкие, обладавшие невероятной писательской интуицией, первыми почувствовали, а затем и осознали, что — нет. Невозможно. Проект Царства нереален, он обречен. Именно тогда они отказались от научной фантастики, ибо только методами науки (Высокая теория воспитания!) предполагалось достичь Царства. Этот путь, эту нелегкую эволюцию взглядов братья блестяще выразили в «Граде обреченном». Отныне НФ для них стала лишь формой, а в поздних произведениях они пришли даже к мистике.

Кстати, весьма любопытный момент. Свято место пусто не бывает. Одна вера неизбежно сменяется другой. Отказ от православного по сути мировоззрения приводит отнюдь не в стан атеизма, как многие полагают, а — в противоположный лагерь. И погружение в мистицизм далеко не худший вариант. Гораздо хуже, когда православное мировоззрение с его философией соборности и равенства перед Богом или Грядущим сменяется протестантским — с его культом личного успеха и благополучия в земной жизни. Отсюда переход советских фантастов третьей волны от коммунистических к социал-демократическим идеалам. Но это — лучших представителей. А так, в «застойные» годы и фантастика за малыми исключениями писалась тоже застойная, метко названная тем же В. Ревичем «нуль-литературой». Потеря какого-никакого, но нравственного идеала влекла за собой потерю свободы творчества.

6

В отличие от Третьей волны, волна Четвертая разуверилась в коммунизме гораздо быстрее. Тому было немало чисто внешних причин, но мы на них останавливаться не будем. Нам гораздо интереснее причины внутренние. Поначалу некоторые из представителей Четвертой волны еще верили в Царство, но уже с оттенком обреченности. Верую, ибо абсурдно. Мотивы такой обреченной веры звучат в романе Вячеслава Рыбакова «Очаг на башне». Его главный герой, Симагин, по инерции строит коммунизм, пусть только на своем участке фронта. Но яму ему роет собственный друг, Вербицкий, так сказать, выразитель идеи буржуазного индивидуализма. Собственно, уже в «Очаге…» Рыбаков расстается с мечтою о грядущем Царстве Справедливости[6]. Следующий его роман, «Гравилет „Цесаревич“» открывает целое направление в российской фантастике — имперское. И хотя главный герой «Гравилета», полковник госбезопасности князь Трубецкой, по партийной принадлежности коммунист, он уже не мечтает о коммунизме, его вполне устраивает монархическое правление.

Но о монархическо-имперской тематике мы поговорим позже, пока что хотелось бы разобраться с идейно-тематической составляющей творчества других представителей Четвертой волны. Отказ от изображения грядущего торжества коммунизма неизбежно повлек за собой отказ от НФ в пользу «смежных дисциплин» — фэнтези, мистики, альтернативной истории. «Внезапным патриархом отечественной фэнтези» назвал Борис Стругацкий Святослава Логинова, ярко заявившего о себе «Многоруким богом Далайна». Логинов считает себя атеистом, но это не помешало ему написать один из лучших в нашей литературе религиозно-мистических романов «Свет в окошке».

Отдал дань фэнтези и Андрей Лазарчук в романе «Кесаревна Отрада». Но славу Лазарчуку составили его «турбореалистические» романы, где мистика крепко переплетена с альтернативно- и криптоисторическими концепциями («Солдаты Вавилона», «Иное небо», «Штурмфогель» и др.). В романе «Солдаты Вавилона» наш мир описан как Ад, причем в самом прямом значении этого слова. Вполне себе адские чудовища вовсю вмешиваются в историю человечества в криптоисторическом романе «Посмотри в глаза чудовищ», написанном в соавторстве с Михаилом Успенским.