Я немного охрип от смеха. Каждый мой волос и каждый ноготь, каждая жилка полна была счастьем, которое медленно таяло. Уходило, не оставляя пустоты, как-то очень спокойно уходило. Без трагизма.
Да, я прыгал по комнате и пел. Да, я хохотал взахлеб. Да, я полез обниматься к телохранителям… Я не чувствовал боли, когда Гена завернул мне руку за спину. Я вообще не верил в этот момент, что в мире есть боль.
– Леон? Ты как?
– Ничего, – я завозился, сел, ухмыльнулся во весь рот. – Отлично…
С двух сторон они поставили меня на ноги. Усадили на кровать. Я увидел кольцо на своем пальце и опять засмеялся.
– Леон?!
– Все в порядке, – я еле удержался, чтобы снова не полезть к Богдану с объятьями. – Вы хорошие парни.
Они переглянулись и отошли. Богдан тут же убрался за дверь – пошел докладывать начальству. Я глубоко вздохнул и стянул с пальца серебряное колечко с потускневшим узором.
В том, что заклинание было нанесено правильно, я мог поручиться. Колечки с точно такой же неприметной вязью я продавал сотнями, и ни с кем из покупательниц не случалось припадка. Да, они чувствовали себя счастливыми… Но не до такой же степени!
Я понял, что улыбаюсь. Лежу и улыбаюсь. И что понятно, в общем-то: все мои беды скоро закончатся…
Это почему еще?
Я не мог объяснить. Просто чувствовал.
Все еще улыбаясь, я встал и подошел к окну. Небо в тот день было особенно низким, пасмурным. Я смотрел на это небо и вспоминал, как отец учил меня звать из лесу белок и лисиц. Коротенькое призывающее заклинание.
Вот так.
Они ударились в стекло снаружи, лавиной, волной. Полетели черные перья. Сквозь звуконепроницаемые рамы пробились карканье, стук клювов и скрежет когтей.
Они хотели войти!
Гена заорал за моей спиной, и я с удовольствием услышал в его крике животный ужас. Хотя сам был напуган только чуть-чуть меньше; дымчатое стекло затрещало, хотя раньше мне говорили, что разбить его невозможно.
Я отпрыгнул в глубь комнаты и прошептал – почти выплюнул – отгоняющие слова. Перья все еще кружились за окном: медленный дождь из лохматых черных перьев. Сердце у меня колотилось так, что голова подпрыгивала на плечах.
Гена все еще кричал и затих только через секунду. Раз, два, три…
– Что ты сделал?!
– Ничего, – я опустился на кровать осторожно, будто стеклянный. Трижды я пробовал – и трижды повторялся результат: то, что у меня дома звучало колокольчиком, здесь оборачивалось ударом сотни колоколов на ратуше. Как будто между мной и тем, что я делал, кто-то поместил огромное увеличительное стекло. Уж не знаю, почему так вышло.
Гена тем временем выскочил из комнаты. Я слышал, как снаружи он что-то говорит Богдану и как они орут друг на друга. От беспомощности. И от страха.
Все еще осторожно, на носочках, я подошел к столу. Вырвал новый лист из блокнота и задумался.
«Начертание знака похоже на уже известное вам начертание портала пути: первое кольцо повторяет узор полностью…»
Портал пути я помнил неплохо. Все-таки учитель умел вбивать знания. Даже в деревянные головы. Даже в раскалывающиеся от боли, тяжелые после бессонной ночи головы…
Первое кольцо. Без измерений, без циркуля, от руки. Второе кольцо – еще более приблизительное. Фокусное расстояние, направление, цель… Матушки-светы, а цель-то у меня где?! Как все приблизительно, наверняка не будет работать. Третье кольцо, четвертое, пятое…
Распахнулась дверь. Я обернулся – и отчего-то сразу вспомнил стражников в дверях своей камеры. Стражники были угрюмы и скорбели. Эти двое злились – и боялись.
– Руки вверх! Рот не открывать!
В руках у Богдана был пистолет. Странно маленький. Будто игрушечный.
– Руки вверх!
Они были так напуганы, что вполне могли убить – прямо сейчас. Я посмотрел в их белые лица и обиделся. Почему? За что? Что я снова сделал не так?!
– Ребята… – начал я, поднимая руки.
– Молчать!
Богдан все еще целился в меня, а Гена стал обходить сбоку – у него в руках был кусок клейкой ленты. В этот момент у меня за спиной, на столе, будто лопнул пузырь. Гена застыл с открытым ртом, а у Богдана так исказилось лицо, что я понял: он уже стреляет.
И я сделал единственное, что мог, – просто упал назад.
И провалился в открытый портал.
Я упал на твердое, но не с очень большой высоты. Перед глазами у меня носились огненные шмели; здесь остро воняло гарью, земля была как терка, и, если я не ошибался, всего мгновение назад стих отвратительный механический визг. Я обнаружил себя сидящим на железной решетке, в нескольких шагах стояла, мелко трясясь, смердящая металлическая повозка, и крупный мужчина – не Гена и не Богдан – надвигался на меня, крича и ругаясь, размахивая кулаками, явно собираясь бить:
– Ах ты, сука!
– Сопляк обкуренный… – послышалось сзади.
– Давить таких и дальше ехать…
Мой новый враг не собирался быть аккуратным, как Гена. От его удара у меня загудела голова и во рту сдедалось солоно. Он поднял меня за шиворот, швырнул спиной вперед на какой-то столб, я сильно ударился затылком – а он снова шел на меня, бранясь и плюясь, и костяшки его кулаков покачивались перед глазами.