Настоящая фантастика 2015

Солнце быстро высушило росу и выгнало остатки воды из гипсового солончака, и над белесой равниной стало подниматься жаркое марево. Антилопе было плохо, она спотыкалась и тяжело дышала. !Хи уже не надо было переходить на бег, чтобы удержаться на достаточном расстоянии. Когда антилопа чуть не упала, споткнувшись на ровном месте, она оглянулась на бушмена; он не смог удержаться и демонстративно вылил себе на плечи и спину полстакана воды из бутылки, а потом плеснул воды в пригоршню и вытер лицо. Впрочем, на расстояние рывка она по прежнему подойти не позволяла. Два раза !Хи имитировал начало рывка, но антилопа где-то находила силы на то, чтобы отскочить.

День быстро вступал в свои права. До астрономического полудня было ещё далеко, когда жара стала труднопереносимой. !Хи оценил остаток запаса воды и решил, что воду лучше бы поберечь на обратный путь. Антилопа замедлила шаг, и !Хи тоже. Трёхдневный поединок приближался к своей развязке. Антилопа споткнулась, и !Хи сделал рывок. Антилопа успела подняться на ноги, но !Хи успел пнуть её в круп, и она снова потеряла равновесие. !Хи упал на неё сверху и прижал к земле.

Антилопа тяжело дышала и не сопротивлялась. !Хи опёрся на руки, потом поставил на бок антилопы колено и перенёс вес тела на него. Потом он нащупал в поясной сумке викториноксовский нож – когда чукча заплатит за свой китоловный навигатор, надо будет поискать на ебее нормальный охотничий, а то из этой швейцарской закорючки потом кровь вымывать замучаешься. !Хи прижал голову антилопы к земле и начал говорить ритуальные слова:

– Прости меня, но моя семья голодает…

– Я всё понимаю, но врать-то зачем? – прервал его дух антилопы – Твоя семья не голодает. Голоса из коробки у тебя на поясе платят тебе зелёными бумажками, которые ты видел только на картинках. На эти бумажки ты покупаешь коз у банту, а когда бумажек набирается больше обычного, ты заказываешь у людей, которых ты никогда не видел, еду, для которой в твоём языке нет даже названия. В твоей семье никто не умрёт без моего мяса, а младшие дети даже, наверное, скажут, что моё мясо невкусное.

– Банту кормят своих коз антибиотиками…

– Это же даже не смешно. Ты съел столько этих коз, что даже коробка у тебя на поясе их не сосчитает. А когда бумажек у тебя мало, ты покупаешь у белых фермеров из Трансвааля… в ваших антибиотиках следов мяса не обнаружено. Неужели ты всерьёз думаешь, что моего мяса хватит, чтобы очистить твою кровь?

– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?

Дух сделал паузу, чтобы дать !Хи время осознать, какую глупость он говорит.

– Ты мог бы меня отпустить вчера вечером, я бы нашёл место у ручья и отлежался. Смерть от ножа неприятна, но она легче смерти от жары на солончаке. Да даже если бы я смог добраться до тени, в таком состоянии я лёгкая добыча не только для гиены, но и для шакала.

– Тогда почему ты не попросил об этом вечером?

– Потому что весь вечер и всю ночь ты разговаривал с голосами в коробке. Ты меня просто не услышал бы.

– Ты меня не простишь?

– А если не прощу? Ты же ешь коз банту, у них никто не просит прощения. Я уж не говорю про коров белых фермеров.

– Банту договорились с козами много поколений назад.

– Как я понимаю, они не договаривались, что их будут резать на продажу за полученные от голосов из коробки бумажки, которых никто не видел.

– Я не хочу тебя обидеть, но коз на земле почему-то живёт гораздо больше, чем антилоп.

– Разве же это жизнь?

– Козы могут сказать про твою жизнь то же самое.

– Мы с козами не разговариваем. И вообще, при чём здесь это?

– Наверное, ни при чём. Извини. Ты прав. Я просто… я просто хотел почувствовать, что остался бушменом, несмотря на зелёные бумажки от голосов из коробки.

– Ты им не остался. Ты не умрёшь без моего мяса. Тебе полезно было бы пробежаться, но если бы дело было в этом, ты мог бы бегать по асфальту в посёлке или по дорогам вокруг посёлка, как белые люди. Затычки в уши и трюх-трюх-трюх. Или купил бы беговую дорожку с моторчиком, у тебя хватит на это зелёных бумажек.

– Пожалуй, ты прав. Да даже без «пожалуй», ты просто прав. Я не бушмен. Я стал похож на цивилизованного. Я делаю вещи, смысла которых по большей части не понимаю. Прости меня. Я не понимаю, что и зачем я делаю, я пытаюсь увидеть в этом какой-то смысл, иногда мне кажется, что я его вижу, а иногда – что его нет и быть не может, и я не знаю, что меня пугает больше. Я не могу жить так, как живу, без голосов из коробки, и я разучился жить по-другому. И я пытаюсь убежать, а становится только хуже. Как это говорят белые миссионеры… прости меня, я не ведаю, что творю.

– Это хотя бы честно. Знаешь, я даже не буду просить тебя больше так не делать.

– Но я, во всяком случае, постараюсь.

– Почему-то я тебе не верю.

– Это твоё дело.