Настоящая фантастика 2017

Он остановился, оглянулся. Автомат лежал не очень далеко. Но возвращаться к нему – это значило, потерять силы. Которые будут очень нужны, когда он дойдет до Барьера.

И, допив остатки воды из фляги, он пошел вперед, потому что до цели оставалось несколько сотен метров, и впереди уже был виден домик путевого обходчика, который стоял на холме совсем рядом с платформой.

А это значило, что он все-таки дошел!

Он прибавил шагу, удивляясь, откуда взялись силы и почему ему так легко стало идти. А потом понял, что это не крылья выросли за спиной – просто он где-то потерял рюкзак.

Но и это уже не имело никакого значения – потому что он дошел…

…Все-таки сталкеры, которые рассказывали про Барьер, не врали. За Барьером на самом деле кончалась мертвая земля и начинались рельсы. И железнодорожные платформы. А еще – густой лес на холмах вдоль железнодорожного полотна. И, вдалеке – аккуратные домики поселка Чуприяновка..

Не веря глазам, он остановился в трех шагах от рельсов, посмотрел направо – и увидел ступеньки, что вели от платформы вверх. Если подняться по ступенькам, то через пять минут можно будет дойти до дома, где жила Светка. До небольшого домика в конце улицы, за которым сразу начинался лес…

Гнилой стоял, не решаясь подойти к Барьеру.

Он не верил…

А когда поверил и решился сделать три шага – то уперся в стену.

Стена была невидимой, но осязаемой. И очень холодной. Как космический вакуум.

Гнилой отдернул руки, которые сразу покраснели и онемели, и пнул преграду, вставшую у него на пути.

Но на Барьер это не подействовало.

А нога отнялась.

И, опустившись на колени, потому что уже не было сил стоять, Гнилой прошептал:

– Пожалуйста…

Но Барьер остался глух к его мольбе.

Барьер не хотел пускать его.

Не хотел пускать к свету. К солнечному свету, который лился с ясного голубого неба.

Не хотел пускать к Свете…

– Света, – шептал он. – Светка… Я пришел к тебе…

Но Барьер молчал.

Олег посмотрел на свои руки. Кожа с кистей слезала клочьями, оголяя кости. Но болело почему-то совсем в другом месте – в груди. Там, где колотилось сердце, готовое разорваться.

И тогда он, подняв глаза к хмурому пепельному небу, которое пятнадцать лет было небом его мира, крикнул:

– Ну почему?

То есть он так думал, что крикнул..

А на самом деле сухие губы едва слышно шептали:

– Почему? Я ведь пришел… Почему ты не хочешь меня впустить? Чем я провинился перед тобой? Разве я не человек? Разве я сделал так много зла? Почему ты считаешь, что я так плох, что не могу вернуться туда, где я был счастлив? В чем я виноват? В том, что я выжил? Но я же не стал зверем… Сохранил в себе человека… Сохранил свет…

Но небо молчало. А в груди пылал пожар, превращая сердце в пепел.

Олег упал.

Щека коснулась спекшейся, мертвой земли.

А перед глазами, за Барьером, была совсем другая земля.

Земля, на которой росла зеленая трава. А по травинке ползла божья коровка.

Она ползла вверх, к небу.

Не грязно-серому, сквозь которое давно уже не пробивались лучи солнца.

А пронзительно голубому, ясному.

– Почему, Господи? – шептал Гнилой, обращаясь к небу, тому и этому. – Неужели я такой же… как и все?.. Но если ты всех покарал… то ведь можешь и всех спасти? Вернуть прежний мир… Тебе ведь это ничего не стоит, Господи… Спасти… весь мир…

Но небеса молчали.

А божья коровка ползла все выше и выше.

Дмитрий Лукин Бодитек

Сознание возвращалось всполохами, изредка затмевающими мутный потолок. Словно в засвеченной кинопленке под гул проектора нет-нет да и промелькнет два-три кадра. Только картинки не разобрать. Долгая мутная серость – несколько ярких кадров – и снова пустота, снова жди затмевающих всполохов.

С приходом темноты «кино» заканчивалось. Тьма поглощала все: и гул проектора, и редкие всполохи, и серый потолок.

Потом круговерть начиналась сызнова, и постепенно «кадров» становилось все больше: три-четыре, пять-шесть, семь-восемь… Еще чуть-чуть, самую малость – и можно будет ухватить картинку, можно будет вырваться из тьмы и серости в мир ярких красок. Нужно только собраться и не упустить момент.

Тебе почему-то боязно. Появляется тревога и страх. Привычные серость и тьма уже не пугают, наоборот – кажутся спасительным коконом, из которого ни в коем случае не стоит высвобождаться. Реальность грозит обернуться «три дэ» ужастиком, где ты – главная жертва. Ты боишься очнуться, комкаешь простыни в кулаках. Очередные яркие кадры наконец-то склеиваются в картинку. Ты что-то припоминаешь… Нет у тебя уже кулаков. И рук нет. Остались кровоточащие культи в стальных тисках. Как же теперь простыни сминать? Ты смелая девочка, ты хочешь узнать больше. Почему, как, зачем? Ты готова досмотреть этот ужастик до конца. Но поздно. Нет уже никаких всполохов – они склеились в яркий, оглушающий… рекламный ролик?