Разумеется, прежде всего я сказал Хилкресту, что преступники обнаружены и схвачены. При этом мой голос прозвучал как-то странно. Мне казалось, что я должен находиться в счастливом состоянии, но на самом деле я ничего этого не чувствовал. За последние несколько дней я так измучился физически и морально, что усталость будто давила на меня и обволакивала со всех сторон. Начиналась реакция после напряжения предыдущих дней. Я отдавал себе отчет в том, что мы еще не вышли из дремучего леса наших трудностей, мысль об угасающих жизнях Малера и Мари Ле Гард угнетала меня, и, если говорить начистоту, я был подавлен тем, что одним из убийц оказался Веджеро: в последние дни я испытывал к нему какое-то чувство симпатии, и его разоблачение подействовало на меня сильней, чем я думал, в чем я бы никому и никогда не признался.
Зато со стороны Хилкреста лучшей реакции нельзя было и желать. Но когда я спросил у него, далеко ли они продвинулись, весь его энтузиазм пропал. Упавшим голосом он сообщил, что они почти не сдвинулись с того места, где были. Не получен также и список пассажиров самолета, несмотря на всю его важность. Авианосец «Тритон» имеет на борту достаточный запас инсулина, который они отправят самолетом в Аплавник. На базу должен прибыть ледокол, ведущий баржу с тягачом, который по прибытии, то есть, очевидно, завтра, будет послан нам навстречу. Нас также ищут два самолета, оборудованные лыжами, и два поисковых бомбардировщика, но пока им не удалось нас обнаружить, вероятно, мы в это время пересекали гряду... Он продолжал говорить, но я вдруг перестал его понимать и вспомнил то, о чем должен был подумать с самого начала.
— Одну минуту, — сказал я, — мне кое-что пришло в голову.
Я перебрался в кузов и потряс Малера за плечо. К счастью, он просто спал, а по тому, как он выглядел час назад, я боялся, что он находится в забытьи.
— Мистер Малер, — быстро сказал я, — вы говорили, что работали в нефтяной промышленности?
— Да. — Он с удивлением посмотрел на меня.
— В качестве кого? — Он мог занимать любую из ста должностей, которые не имели для меня никакого значения.
— Химика-исследователя. А что?
Я с облегчением вздохнул и объяснил, что нужно. Рассказал о способе, при помощи которого Хилкрест пытается выйти из положения, о перегонке бензина, и спросил Малера, что он об этом думает.
— Это один из возможных способов самоубийства, — мрачно ответил Малер. — Чего они добиваются, отправиться в космос? Достаточно крохотного отверстия в стенке бачка, который он старается разогреть... Потом, диапазон уровней испарения бензина так широк, от 30 градусов по Цельсию до 200, что он может провозиться с ним целые сутки и наполнить только зажигалку.
— В том-то и дело, — согласился я. — А что еще можно сделать?
— Только одно — промыть его. Какой объем его баков с бензином?
— Десять галлонов.
— Передайте ему, чтобы он отлил из бачка два галлона бензина и залил туда столько же воды. Потом это надо как следует перемешать, дать десять минут отстояться, затем откачать верхние семь галлонов. Это будет чистый бензин.
— Так просто! — воскликнул я, едва веря. А ведь Хилкрест тратил полчаса, чтобы получить чашечку бензина. — Вы уверены, мистер Малер?
— Должно получиться, — ответил он. Наш разговор продолжался не более минуты, но этого было достаточно, голос Малера слабел и звучал как хриплый шепот. — В бензине сахар не растворяется, только в воде. Если воды мало, он останется в бензине в известном количестве. Но когда воды достаточно, он опустится вместе с ней на дно.
— Я бы дал вам Нобелевскую премию, мистер Малер. Тут же, не сходя с места! — Я поднялся. — Если у вас есть еще предложения, ради Бога, скажите мне.
— Еще одно, — с улыбкой проговорил он, но я увидел, что у него уже не хватает дыхания. — Чтобы растопить столько снега, сколько нужно воды, вашему другу понадобится много времени. — Он кивнул в сторону саней, которые мелькали сквозь щелочку брезентового полога. — Мы, кажется, везем с собой большой запас горючего. Почему бы не сгрузить сколько-нибудь для капитана Хилкре®та. И почему вы, собственно, не сделали этого еще вчера вечером, когда он впервые рассказал вам о своих затруднениях?
Я посмотрел на него и медленно повернулся к выходу.
— Я вам отвечу, мистер Малер, — глухо проговорил я. — Потому что я самый последний идиот на свете! Вот почему!
Я вернулся к рации, чтобы сообщить Хилкресту, какой я идиот.
Весь этот день и всю ночь Джекстроу, Коразини и я сменяли друг друга за рулем. Мотор начал барахлить, звук выхлопа приобрел какой-то странный оттенок, и все труднее становилось включать вторую скорость. Но я не мог, не смел останавливаться. Скорость сейчас была вопросом жизни.