Вскоре после девяти часов вечера Малер впал в состояние коллапса, который постепенно перешел в диабетическую кому. Я сделал все, что мог, никто бы в этих условиях не сделал большего, но Бог свидетель, это было ничтожно мало. Ему нужны были постель, тепло, питье, сахар в рот или инъекции. Как нужные стимуляторы, так и тепло полностью отсутствовали. Вибрирующая, узкая и твердая складная койка не могла заменить постели; несмотря на сильную жажду, ему все труднее было пить воду из растопленного снега, и у меня не было возможности сделать ему внутреннюю инъекцию. Его вид, его резкое, затрудненное дыхание, характерное для комы, угнетающе действовали на остальных пассажиров кузова. Я знал, что, если мы вовремя не получим инсулин, никакая сила на земле не спасет его: смерть наступит в течение одного-трех дней, а учитывая наши неблагоприятные условия, скорее всего, по прошествии одного дня.
Мари Ле Гард также слабела с устрашающей меня быстротой, большую часть времени она спала тяжелым, беспокойным сном. Помня, какой я видел ее на сцене и как она поразила меня своей живостью, я невольно удивлялся, что она так легко сдала. Ее живость была в действительности проявлением нервной энергии, физически же она не обладала теми ресурсами, которых требовала сложившаяся ситуация, и мне часто приходилось напоминать себе, что она ведь пожилая женщина. Было достаточно взглянуть на ее лицо: оно выглядело изможденным, морщинистым и дряхлым.
Но как я ни беспокоился о своих больных, Джекстроу еще больше беспокоился насчет погоды. Уже несколько часов температура неуклонно повышалась; завывание ветра, поднявшегося после двух дней безветрия, с каждым часом становилось все пронзительнее, а небо было мрачным и покрытым черными тучами, предвещающими снег.
И когда после полуночи скорость ветра превысила пятнадцать миль в час, с поверхности плато начала подниматься снежная пыль.
Я знал, чего боится Джекстроу, хотя сам никогда этого не испытывал. Тем не менее мне приходилось слышать о направленных ветрах в Гренландии, представляющих собой эквивалент страшных ветров Аляски. Когда в центре ледникового плато при экстремально низких температурах (как та, что мы пережили за последние сорок восемь часов) охлаждаются большие массы воздуха, они приходят в движение и низвергаются — другими словами это не назовешь — каскадом с ледникового плато. Приводимые в движение одной лишь силой тяжести холодного воздуха, эти гравитационные ветры, медленно нагреваясь вследствие трения и сжатия в процессе своего снижения, могут достигать ураганной силы, разрушающей и убивающей все живое.
И вот все признаки, все условия для гравитационной бури были налицо. Недавний резкий холод, поднявшийся ветер, повышение температуры, направление ветра в сторону побережья, темные тучи, закрывающие звезды и несущиеся над головой. По словам Джекстроу, трудно было ошибиться.
Я не помнил ни одного случая, чтобы он заблуждался в отношении гренландской погоды, и хотя надеялся, что на этот раз он может быть неправ, но считал, что раз Джекстроу нервничает, значит, настало время для беспокойства.
Мы развили предельную скорость и на отлогом, чуть заметном спуске показывали очень хорошее время. Но к четырем часам утра, когда, по моим расчетам, нас отделяли от базы в Аплавнике не более шестидесяти миль, мы натолкнулись на заструги и были вынуждены сбавить скорость.
Заструги — это волнообразная поверхность, равномерно поднимающаяся складками замерзшего снега. Это настоящее изобретение дьявола для любого тягача, и тем более для таких старых машин, как наша. Симметричные, как волны, изображенные на гравюрах XVIII века, твердые на гребнях и мягкие во впадинах, они сильно затрудняли наше продвижение. Теперь наш тягач не шел, а буквально полз. «Но даже при этом и тягач и сани ныряли и накренялись, как корабли во время шторма, и лучи фар то вздымались в низко нависшую тьму неба, то устремлялись вниз. Иногда впереди возникала обманчивая гладкая поверхность, обманчивая потому, что эти складки были просто прикрыты снегом, недавно выпавшим здесь или снесенным ветром с плато, и нам приходилось переключаться на самую малую скорость, чтобы выбраться из этой ловушки.
Было восемь часов вечера, когда Джекстроу остановил тягач, и, как только замер мотор, тишину заполнил глухой стон ветра, несущего с собой стену ледяной и снежной пыли. Джекстроу поставил тягач боком к ветру и к склону холма, и я выскочил из кузова, чтобы соорудить своего рода палатку: ничего особенного, просто треугольный кусок брезента, основание которого закреплялось на верху кузова, а вершина привязывалась к колышку, вбиваемому в обледенелый снег. Во время наших трапез в кузове было слишком мало места, к тому же мне нужна была защита от ветра при разговоре с Хилкрестом.