Настоящее имя

Они спустились в глубокий подвал где находились камеры предварительного задержания, прошли в комнату для допросов. Обстановка здесь была спартанской, чтобы не сказать больше: бетонные пол, стены, потолок, прикрученные к полу стол, стул и две табуретки, голая лампочка и включающийся одновременно с ней вентилятор.

Немолодой прапорщик привел Татарина — типичного бандита из «новой волны»: молодой, смуглый, с большим носом, спортивные штаны, кожаная куртка, короткая стрижка, развязные, уверенные манеры. Он как хозяин вошел в комнату для допросов, без приглашения сел на табурет, закинул ногу за ногу.

— Ну чё, начальник, второй час сидим, слышь, да? Долго ещё мурыжить будете? Мы тут не позавтракавши, ага…

Фокин так долго ждал этой встречи, что даже не поверил. Он боялся, что не сможет узнать гада, но оказалось, что узнал сразу. Нет, не по лицу, носатому, как у землеройки, и не по быстрым нахальным глазам.

Гада выдал голос!..

Знакомые дебильные обороты, употребляемые для связки слова-паразиты: «…Чё?», «…Слышь, да», «…Ага». Эта манера говорить врезалась в память майора на всю жизнь!

— Так когда отпустят, слышь, да? За нами-то ничего нет, ага…

Горло перехватил спазм, так что ничего сказать Фокин не мог. Он шагнул вперед и резко взмахнул раскрытой ладонью. Раздался звук, напоминающий удар по мячу на волейбольной площадке. Татарина смело с табурета и отбросило в бетонный угол. Там он и остался лежать без движения, как сломанная кукла.

— Ты что, Сергей?!

У Чуйкова отвисла челюсть.

— Это он… Наташку, — с трудом выдавил Фокин. Сиплый голос его был страшен.

В бетонной комнате наступила жуткая тишина. Каждому стало ясно, что официальный писаный закон здесь действовать перестал, в силу вступил закон мести и справедливости. И каждый знал, чем грозит закончиться такое развитие событий.

— Иди, побеседуй с теми двумя, — по-прежнему сипло сказал Фокин. Здесь тебя не было, ты ничего не видел и не знаешь…

— Аккуратно… Смотри не переборщи, — тихо ответил Чуйков и вышел.

Татарин пришел в себя, с трудом сел, но его качало из стороны в сторону и он оперся спиной на шершавый бетон. Смуглое лицо стало белым, как творог.

— Волгоградский проспект помнишь? — с трудом выговорил Фокин. Женщину в бойлерной помнишь?

Он медленно надвигался на сидящего враскорячку бандита и тот пытался вжаться в стену, размазаться по ней.

— Или думал, я твой поганый голос не узнаю, тварь?!

Татарин издал короткий нечленораздельный звук. Оправдываться не имело смысла. Здесь не суд, здесь нет презумпции невиновности, нет ловкого адвоката, здесь не помогут деньги и угрозы. Есть только прошлое, есть спрос за него и есть ответ, который предстоит держать без всяких ухищрений. Все в точности, как на бандитских разборках, которые братва боится куда больше, чем суда.

Огромная лапа вздыбившегося медведя сгребла ворот кожаной куртки, легко взметнула безвольное тело вверх и швырнула о стену, словно куль тряпья. Гулко екнув внутренностями, Татарин на миг распластался на вертикальной поверхности и медленно сполз на пол. Фокин схватил его за волосы и сильно встряхнул. Послышался скрипящий звук, будто разорвали крепко застроченный шов. Возможно, это лопнула куртка, а может отрывалась от черепа кожа

— Это была моя жена, понял, паскуда?!

Татарин судорожно разинул рот, жадно хватая воздух, словно в нервном припадке. Ноги судорожно подергиваясь, скребли по полу.

— Я ни при чем! Я её пальцем не тронул! Я в машине сидел! И позвонил потом… Все!

Фокин сжал челюсти, затем поднес к носу бандита огромный кулак. На среднем пальце блестел массивный золотой перстень.

— Кто «при чем»? Кто трогал? Кто послал?

Вопросы звучали тихо, но страшно. И гипнотизирующий взгляд прищуренных глаз был страшен.

Зубы Татарина выбили короткую дробь.

— Там были Юрка Маз, ага… И ещё один, Лобан, они из группы Директора, что держит Юго-Запад… Ну и они, это, в бойлерной, значит… Но это им не приказывали…

— А что приказывали?

— Ну че… Зашугать… По башке дать, по хребту… И все — слышь, да?

«По башке, по хребту…» — обыденно употребленные обороты по отношению к Наташе и тому, что с ней сделали, пережгли невидимый канат, сдерживающий руку майора. Раз! Открытая ладонь хлопнула Татарина по уху. В голове у того будто взорвалась граната, на миг он и оглох и ослеп. Потом в одном ухе слух восстановился.

— Сейчас я тебе хребет перебью, — донеслось откуда-то издалека. — Кто вас послал?

— Это… Это…

Татарин беспрерывно сглатывал слюну, словно собирался вырвать.

— Это нам не докладывают…

Новой оплеухи не последовало, очевидно, ему поверили.

— Где их искать? Маза, Лобана?

— Маз в «Миранде» ошивается. А Лобан не знаю… Но там тоже бывает…

Майор отошел в сторону. Татарин с облегчением перевел дух.

— Ладно, — подвел итог Фокин. — Раз ты сам там не был и все честно рассказал, я тебя, пожалуй, отпущу…

Бандит с трудом поднялся на ноги, доковылял до табуретки, с облегчением облокотился на стол. Он постепенно приходил в себя и лихорадочно думал — какую подлянку готовит ему проклятый верзила.