— Меня еще что подкупило: этот гость так ловко сыпал именами людей из мэрии, министерства, которым я, как директор детского дома, подчиняюсь, что все подозрения как бы сами собой отпали. Он знал все последние законы, постановления, подзаконные акты, так легко и неожиданно их комментировал, что меня, опытного буквоеда, заставил себя уважать и на какие-то вещи раскрыл глаза, — продолжил свои объяснения уже в кабинете Могилевский. — Он даже говорил так: хотите, я сейчас позвоню Александру Сергеевичу, есть у нас такой начальник главка, и тот, уступая моей просьбе, быстро решит любой ваш вопрос. Я отнекивался, ибо не хотел становиться его должником, понимал, что за красивые глаза ничего не делается, хотя неотложных вопросов у меня вагон и маленькая тележка. Теперь понимаете, что спрашивать паспорт было не очень-то ловко.
— Может быть, ваш гость демонстрировал домашнюю заготовку, приемчик, действовавший, как говорится, безотказно? Знаете, как у записного шулера всегда есть свой излюбленный набор ходов. Так и у него…
Петр Казимирович задумался, закурил.
— Прием, согласен, безотказный, только вот демонстрировал ли? А если б я согласился? Да он и настаивал, хотел, чтобы я воспользовался этой его услугой. Так что, скорее всего, такие дружеские связи у этого гостя имелись, такое у меня сложилось убеждение. Если же незнакомец блефовал, то могу сказать только одно: мы имеем дело с очень опасным преступником. В любом случае у вас есть полное право заявить в милицию, и я готов дать соответствующие показания! В этом плане можете на меня рассчитывать.
Он выговорил эти слова твердо, искренне, и сомнения в его двуличности у Смирнова сами собой отпали. Не похож он был на человека, ведущего двойную игру.
— А этот субчик говорил с вами о детях, которых готовы взять на воспитание состоятельные родители за рубежом?
— Да, был такой разговор. Но он не нов для нашего детского дома. Двоих детей от нас, причем больных, забрали две американские семьи, они пишут нам, прислали в подарок телевизор, видеомагнитофон, высылают кассеты, где подробно рассказывают о жизни наших бывших воспитанников. Конечно же в восторженных красках, мы даже детям эту кассету не показываем, чтобы не ломать их психику, но я, извините, не патриот и в отношении больных детей считаю такую акцию нормальной. Что делать, если наше государство не может их сделать здоровыми! Нет столько денег на больных детей! — Он резко дернул желваками, выдержал паузу. — Здоровые же должны сами решать, где им жить, и принимать это решение в возрасте восемнадцати лет, сейчас их можно сагитировать на что угодно!
— А этот негодяй не просил найти ему здоровых кандидатов для такого дела?
— Напрямую нет, — Могилевский усмехнулся, — но такие идеи у него возникали…
— И денег обещал?
— Нет, до денег мы не дошли.
Они помолчали. Петр Казимирович счел ниже своего достоинства оправдываться перед посторонним. Смирнов же эту паузу расшифровал иначе: директор не хочет вообще затрагивать эту тему, а значит, какие-то разговоры все-таки имели место.
— Странно, — пробормотал Сан Саныч.
— Что странного? — не понял Могилевский.
— Человек приезжает с серьезными предложениями по бизнесу, кичится высокими связями, а представляется подставным именем. А вдруг вы знаете этого Белова? Видели, слышали. Не пойму, к чему этот риск?
— Это возникло неожиданно. Поначалу он никак не представлялся. Он зашел, спросил: вам звонили по поводу меня из Госдумы? Я говорю: да, звонили, проходите. Он прошел, сел в кресло, а я и не стал спрашивать. Я ему зачем-то понадобился, а мне он не нужен. Мы сели, он стал задавать вопросы, я — отвечать, потом незнакомец достал коньяк, конфеты, мы выпили…
— Он же приехал на машине?!
— Я об этом поначалу не знал. Сидим, разговариваем, и вдруг опять влезает в наш разговор пожарный… Я уже рассказывал. И гость готов забрать мальчика. Я противлюсь, и тогда он вытаскивает эту визитку, и мне, как говорится, нечем крыть. Не могу же я не доверять своему коллеге?! Правда?..
Смирнов помедлил и кивнул.
— Я хотел бы, чтобы вы еще раз детально обрисовали мне этого жулика, а я попробую при вас набросать его портрет, — попросил он. — Конечно, рисовальщик я не профессиональный, но когда-то увлекался живописью. Посмотрим, что получится!
Сан Саныч вытащил блокнот и шариковую ручку, посмотрел на Могилевского.
— Волосы черные, волнистые, жирные, такое ощущение, что набриолиненные. Пробор, зачесанные, но на уши не свисают. Усы большие. Лоб средний. Не сказать, что большой, но и не маленький.