Настоящие сказки Шарля Перро

– Уж не придётся больше мне с моим милым королём-птичкой беседовать! – говорила она. – Помогал он мне горе переносить, а я ему горе облегчала, и жили мы нашей нежностью. Что-то он теперь будет делать? Что то я сама буду делать?

И слёзы ручьями текли по её лицу.

Она уж теперь не решалась подходить к окну, хоть и слышала, как он кругом порхает; до смерти хотелось ей окно отворить, но она боялась подвергнуть его жизнь опасности. Так целый месяц не появлялась она у окна. Король Голубая Птица был в полном отчаянии. Каким только жалобам он ни предавался! Как ему жить без своей принцессы? Никогда ещё он так ни чувствовал горя от её отсутствия и от своего превращения. Тщетно искал он средств и от того, и от другого, но сколько он ни ломал себе голову, так ничего придумать не мог.

А девица-шпионка, которая целый месяц за ней днём и ночью смотрела, глаз не смыкая, так измучилась наконец бессонницей, что однажды уснула глубоким сном. Флорина, заметив это, отворила окошко и сказала:

Птичка моя, ты – небес синее,
Милая птичка, лети поскорее.

Так она и сказала слово в слово. А король-птичка так это внятно услышал, что через миг уже был на окне. Сколько счастья они испытали! Сколько новостей надо было им друг другу рассказать! Уверения в нежности и верности возобновлялись тысячу и тысячу раз. Принцесса не могла удержаться от слёз, а возлюбленный её был растроган и утешал её как только мог. Наконец пришло время расставаться, и прежде чем тюремщица успела проснуться, распрощались они самым нежным образом. На другой день шпионка снова заснула, а принцесса проворно подошла к окну и сказала, как и в прошлый раз:

Птичка моя, ты – небес синее,
Милая птичка, лети поскорее.

Сейчас же птичка прилетела, и ночь прошла, как и первая, без шума и помехи, чем наши любовники были очень довольны, надеясь, что надзирательница так полюбила спать, что ничего другого по ночам делать не будет. Действительно, и третья ночь прошла очень счастливо, но на следующую ночь шпионка сквозь сон услыхала шум и стала прислушиваться, не подавая вида. Потом пригляделась она хорошенько и увидала в лунном свете, как самая красивая птица на белом свете разговаривает с принцессой, ласкает её своей маленькой лапкой и тихонечко клювом клюет. Наконец услышала она многое из их разговора и тем была очень удивлена, потому что король Голубя Птица говорил, как влюбленный, а прекрасная Флорина с нежностью ему отвечала.

Настал день, они распростились, и, словно предчувствуя свои будущие невзгоды, расстались они с великой печалью. Вся в слезах бросилась принцесса на. постель, а король вернулся к себе в дупло. Тюремщица побежала к королеве и рассказала ей всё, что видела и слышала. Королева сейчас же послала за Пеструшкой и своими наперсницами. Долго они рассуждали, и наконец все на том огласились, что Голубая Птица есть не кто иной, как сам король Очарователь.

– Какое оскорбление! – воскликнула королева. – Какой позор, Пеструшка ты моя! Дерзкая эта принцесса, которая, как думала я, очень скорбит, развлекается себе преспокойно приятными разговорами с нашим неблагодарным изменником! Ну, уж так кроваво я им отомщу, что долго про ту казнь говорить будут.

Пеструшка умоляла мать ни единого часа не терять, и так как она, по её мнению, ещё более в том деле была заинтересована, нежели королева, то умирала от радости, размышляя обо всём, что могло бы наших любовников огорчить.

Королева отослала свою шпионку в башню и велела ей не выказывать ни подозрения, ни любопытства, а сделать вид, что она ещё крепче спит, чем обычно. Улеглась та спать спозаранку, захрапела как можно громче, а бедняжка принцесса, отворив окошко, прокричала:

Птичка моя, ты – небес синее,
Милая птичка, лети поскорее.

Но целую ночь тщетно она звала, ибо злая королева навесила на кипарис шпаги, ножи, бритвы, кинжалы, и когда он хотел вылететь, смертоносные оружия эти поранили ему ноги, он упал да при этом на другие угодил, которыми крылья себе поранил. Наконец весь израненный, кое-как добрался он до своего дерева, оставляя за собой длинный кровавый след.

Где были вы, прекрасная принцесса, что не могли королю, вашей птичке, помочь? Но, наверное, умерла бы принцесса, если бы его увидала в таком плачевном виде. А он не хотел о своей жизни заботиться, уверенный, что это сама Флорина с ним так жестоко обошлась.

– Ах, коварная, – восклицал он горестно, – так-то ты платишь за страсть, самую чистую и самую нежную, какая когда-либо была? Если ты моей смерти хотела, почему ты сама мне про то не сказала? Я с радостью принял бы смерть от твоей руки. А я-то к тебе летел с такой любовью, с таким доверием! Страдал я за тебя и страдал, не жалуясь! Как! Ты меня предала самой жестокой из женщин? Она была общим нашим врагом, а ты с ней заключила мир за моё горе. Это ты, Флорина, ты меня изъязвила кинжалами. Руку позаимствовала ты у Пеструшки и направила в мою грудь!