Настоящий джентльмен. Часть 1

Закончив с клятвой, она спрятала Библию под мышку и сказала по-пролетарски: “Two quid” (два целковых, два «дуба»). Я вышел на улицу, связанный верностью Королеве и Королевству на всю оставшуюся жизнь. В кармане лежала справка, которая напоминала: клятва обратного действия не имеет.

Потом по почте пришел сертификат о натурализации. Полюбовавшись на него несколько дней, я послал его вместе с фотографиями и разными бумагами в паспортный офис, и через какое-то время заказным конвертом мне пришел синий британский паспорт с «двуспальным английским лёвою». Я обрел национальность — не русский, не еврей, не татарин. В графе Nationality стояло ёмкое слово — British.

Летом 1984 года я чувствовал себя как парусник при попутном ветре. С Би-би-си ушел на вольные хлеба, в присутствие ходить уже не надо, небо голубое, отовсюду предложения, телефон звонит, а тут еще и подданство подоспело. «Бери и катай в Париж и Китай», как сказал поэт. Точнее, в 138 стран, без всякой визы.

Тогда же получил небольшую роль в телесериале: роль советского диссидента, которого обменивают на агента, а сам обмен происходит в Берлине, на закрытом мосту Обербаумбрюкке. Съемки в Западном Берлине. По британскому паспорту можно пройти в Восточный Берлин через «Чекпойнт Чарли», КПП на Фридрихштрассе.

С момента моего отъезда из СССР прошло почти девять лет. В ночной памяти всплывали места, лица, запахи, картинки детства, Макаровское училище, наш кооперативный дом в Купчино. Хотелось снова увидеть это, хотя бы бросить взгляд. Сам я ехать в Ленинград не мог по понятным причинам, а вот политически нейтральную Карину Арчибальдовну можно было туда послать заезжей туристкой.

Мы закупили подарки родителям и сестре, я составил подробный список мест, которые надо было сфотографировать на цветные слайды. Поездка удалась, слайды приехали в нашу квартиру на Рочестер-террас. Все стены в ней были белые, на самом просторном месте, как на экране, несколько раз подробно посмотрел все свои памятные места и успокоился. Ностальгию как рукой сняло.

Была еще ностальгия по Риму, но с ней было проще. Поехали в Рим на неделю, погуляли по Трастевере, нашли кинотеатр «Паскуино», поужинали на крахмальной скатерти ресторана «Grazia e Graziella», недоступного мне в дни эмигрантской нищеты, съездили в Остию.

Теперь же появлялась возможность снова попасть в социализм. На несколько часов, да больше и не надо. Постоять у знаменитой Берлинской стены.

Она появилась августовской ночью 1961 года, поначалу в виде колючей проволоки, потом наполнилась железобетоном, обросла прострельной полосой.

Власти Германской Демократической Республики тогда преподнесли ее народу под названием Antifaschistischer Schutzwall — «Антифашистское заграждение». По рукам ходили язвительные стихи Иосифа Бродского:

Вот дом, который построил Джек,
а вот граница,
за которую Ганс убежать стремится
к дому, который построил Джек.
А вот стена, что построил Иван. Она
а) гнусна, б) невообразимо скучна,
и для того сооружена,
чтобы закрыть навсегда границу,
за которую Ганс убежать стремится
к дому, который построил Джек.

Число гансов, убежавших в Западный Берлин, к 1961 году составляло более трех с половиной миллионов. Хрущева и руководителей компартий стран так называемой «народной демократии» можно понять — надо было что-то делать.

Первое, что поразило в Берлине, — это дома на восточной стороне. Вдоль бесконечно тянувшейся стены все фасады казались слепыми, омертвевшими. Как мне рассказали, в квартирах окнами на запад дежурили профессиональные борцы за демократию, работники Штази.

Из зашторенных окон изредка проблескивала оптика биноклей, Восток следил за Западом из-за плотных занавесок.

Музей Берлинской стены, созданный в 1962 году, показывал все ухищрения, на которые шли гансы ради побега на свободу. Попытки эти обычно заканчивались гибелью беглецов, потому что широкая нейтральная полоса была оборудована сигнализацией, прожекторами и системой автоматических пулеметов, и так на протяжении всех 155 километров.

Стена простояла 28 лет. Тогда, ранней осенью 1984-го, она была еще в полном расцвете своего бетонного застоя. С западной стороны, где кипела жизнь, ездили машины и гуляли туристы, стена была сверху донизу размалевана тем, что впоследствии получило название street art — «уличное искусство».

Уличный художник любое чистое пространство стены рассматривает как холст для своей картины, в нем, как у обитателей доисторических пещер, возникает неодолимое желание оставить себя для потомков. Только вместо мамонта, буйвола или антилопы, символов охоты и изобилия, он рисует важное для себя — реку людей, устремившихся в открывшееся в стене пространство, огромные буквы LOVE или поцелуй взасос Леонида Ильича Брежнева с генсеком Эрихом Хонеккером.