Читаем Настоящий джентльмен. Часть 1 полностью

Поначалу я обратился к знакомым поэтам, мастерам метра, знатокам рифм, но натолкнулся на холодное полупрезрение. В самом деле, как я могу запрягать нежных муз вдохновения в свою коммерческую телегу? Пришлось садиться за вирши самому.

Я представил себе эстрадного певца с поставленным чугунным голосом, он поет в стойке, напоминающей бронзовую статую, он — пролетарий, гегемон, идущий по земле победным шагом. И, само собой, самый главный подтекст — ты меня уважаешь? Я решил держаться ближе к Полу Анке:

Мой путь, он долгим был,Но я б его прошел сначала.Мой путь, он труден был,Я шел вперед, мне было мало.Порой я был неправ, я признаю без сожаленья —Я жизнь прожил бы снова без сомненья.

Текст отдали актеру, игравшему советского космонавта. Им оказался поляк, заявивший на кастинге, что свободно говорит по-русски. В день съемки я приехал на съемочную площадку. Поляк в космическом костюме висел, подвешенный на тонких тросах, изображая невесомость. Дыханье у него сперло, слова выпевались с трудом.

«Мой пут, он дольгим пыл, — пел несчастный в свой круглый шлем, — но яп… Но яп…» Дальше этого «но яп» дело не шло. Помочь бедняге я никак не мог и отправился домой.

36 лет спустя, уже в эпоху «Фейсбука», услышав мой рассказ, кто-то любезно прислал мне ссылку на Superman IV на YouTube, и я с ностальгическим волнением услышал свои слова, звучавшие в космосе. Поляк справился со словами, как водится, попал в аварию и был спасен Суперменом в синем трико с волнующейся пелеринкой, который улыбался и ровно дышал полной грудью в безвоздушном пространстве при температуре минус 150 градусов.

Два Берлина

Иные думают: раз язык английский, то и страна, в которой на нем разговаривают, — это Англия. Однако в Англии вас сразу поправят и укажут, что есть еще Уэльс, Ирландия, Шотландия, а все вместе они — это United Kingdom, Соединенное Королевство, или Great Britain — Великобритания.

Британия, конечно, велика, но велика она не размером. Весь остров на машине можно в любом направлении за один день пересечь. Не то что Россия, страна огромная, на её территории могут поместиться 70 Великобританий. Как говорил Городничий в гоголевском «Ревизоре»: «Отсюда хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь». Но вот странно — пока там жил, несмотря на бескрайние просторы, у меня всегда было ощущение, что я нахожусь в замкнутом пространстве. Приехал в маленькую Англию — и чувство это исчезло. Пространство здесь замкнутое, но живешь в нем с ощущением свободы. Поначалу даже ездить за границу не хотелось: в первый раз поехали в Испанию на лыжах кататься только года через три.

С документами была потеха. Итальянский подорожный паспорт по приезду забрали и выдали временный документ со знаменитой формулировкой — «Nationality: Uncertain», по виду — «простыня»: большущий лист, который складывался в несколько раз.

Году в 1981-м нас навестил джентльмен из иммиграционной службы. Он вел общие разговоры, интересовался нашим житьем, работой и порой задавал странные вопросы. Знающие люди пояснили мне потом, что офицеры службы должны убедиться, что перед ними — реальная семья, что это не фиктивный брак ради получения гражданства.

Один из методов выявления — расспросить членов семьи по отдельности о бытовых привычках и предпочтениях друг друга. У нас все было ясно, в виде вещественного доказательства присутствовал 13-летний сын, да и Галочка глядела на меня таким естественным суровым взглядом, который появляется у супругов только после многих лет совместной жизни.

Опыт итальянской квестуры научил меня терпению. Работа бюрократии похожа на тектонические процессы в недрах земли: они идут медленно, незаметно, но неотвратимо. Рано или поздно что-нибудь непременно произойдет.

Письмо из Министерства внутренних дел пришло летом 1984 года уже на новый адрес в Камдене. В нем говорилось, что я должен пройти процедуру клятвы преданности в любой адвокатской конторе, которая предоставляет такие услуги. Помню, я заскочил в неказистое заведение в обшарпанном доме у Камденского шлюза. Мне навстречу вышла припанкованная девица с зелеными волосами и серьгой в носу.

Узнав, что мне надо, она ушла и вернулась с Библией, лежавшей в закрытой коробке. Открывать коробку она не стала, посчитав, видимо, что Священное Писание работает и сквозь картон, а может быть, просто хотела сохранить книгу в чистоте, чтобы понаехавшие не засалили ее немытыми руками.

«Повторяйте за мной», — сказала девица и стала бойко декламировать затверженные слова: «Клянусь Всемогущим Богом, что, став британским гражданином, я буду верен и буду нести истинную преданность Ее Величеству Королеве Елизавете II, ее наследникам и преемникам в соответствии с законом…».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное