Читаем Настоящий джентльмен. Часть 1 полностью

Понятно, что передовые страны вроде Англии рванули в этом направлении, и в умственной сфере всё как будто у них получилось. Про работу руками при этом стали забывать. А если что-нибудь сломалось? Ведь все исправные системы похожи друг на друга, все неисправные неисправны по-своему. Чтобы определить и починить, нужна рабочая смекалка, которую житель Альбиона давно утратил. Так непонятная работа сантехника, нашего плюмбариуса, стала элитной, даже престижной. Водопроводчики начали зарабатывать бешеные деньги. Как только внутри объединенной Европы открылись границы, на высокую получку хлынули волны рабсилы с европейского Востока — из стран, где еще не забыли как гнуть и соединять.

Выражение «польский водопроводчик» стало нарицательным. Таким «польским водопроводчиком» могли оказаться и болгарин, и румын, и серб, и хорват, и чех со словаком, и даже недавно вступившие в еврозону латыш и литовец. Они тоже ломили цену, но меньше, а делали хорошо. Рынок ручной работы у британского плюмбариуса стал таять, как лед в стакане с вискарем.

«Польские водопроводчики» закусывали водку чесночной колбасой, в общественных местах громко разговаривали на непонятном наречии (страшное оскорбление для британца, тайно комплексующего из-за незнания иностранных языков) и беззастенчиво пялились на хорошеньких англичанок безупречного воспитания.

Народное возмущение росло, как клокочущая лава в недрах вулкана, терпению британцев наступил конец, и как только представилась возможность выразить свои чувства в народном плебисците, они большинством своим проголосовали против. Не нужно нам такой объединенной Европы!

Подобных политических катаклизмов страна не видела много десятилетий.

Вода, огонь и свинцовые трубы.

Английское подполье

Гибкие трубки моего центрального отопления надо было вести от котла к радиаторам, кратчайший путь был под полом. Пришлось поднимать доски, уходить в английское подполье. Там было тихо, пыльно и грустно, как в склепе.

Перекрытия между этажами в домах XIX века делали из толстых досок шириной в 12 дюймов, которые ставили ребром на кирпичные стены. Снизу набивали дранку, штукатурили, а сверху клали дощатый пол. Его прибивали коваными плоскими гвоздями к балкам. Ряды этих гвоздей шли рядами на расстоянии одного фута друг от друга. Перекрытие укладывали от одной свободной стены к другой, от улицы к заднему саду. В стенах были оставлены проемы в один кирпич, чтобы доски подполья обдувал постоянный сквозняк. Ветерок выдувал сырость, в сухой древесине не заводилась гниль.

Между досками пола постепенно появлялись щели, из них тянуло зимним холодом, а сам пол напоминал гигантскую гитару, в которой каждый шаг отдавался громким гулом. В зажиточных домах на пол настилали восточные ковры, а когда промышленность освоила производство трех- или четырехметровых ковролинов, то сплошное покрытие «от стены до стены» стало общепринятой нормой. Такой «палас» из дешевой синтетики неопределенного цвета, протертый до основания, весь в подозрительных пятнах, я и отдирал от пола кусками, сворачивал и относил в скип. Обнажившиеся доски наперебой рассказывали о себе. «В молодости, — шелестели они, — мы были сильнее гвоздя, могли его вытянуть из балки. Но теперь… Гвоздь по-прежнему железный, да еще ржавый, а мы рассохлись, ослабели. Пожалуйста, поосторожней».

С первой доской пришлось повозиться, но остальные пошли веселее. Я подсовывал стамеску, слегка приподнимал, а потом отжимал гвоздодером на молотке. В балках вырубал выемки, в них укладывал трубки отопления.

Наконец, радиаторы и трубки были готовы, пришла пора ставить газовый котел. Его надо было вешать на стену. Из задней стороны котла выходила широкая труба, вернее, две трубы — одна внутри другой. Широкая труба всасывала снаружи воздух для горения котла, узкая выбрасывала горячие отработанные газы. В кирпичной стене дома мне предстояло пробить сквозное отверстие из комнаты на улицу. Викторианские кирпичи обжигали при тысяче градусов в течение трех суток, они были крепкие как гранит. Бить молотком по долоту нужно было изо всех сил. А тут — вечер, соседи пришли с работы, стук разносится по кладке до третьего или четвертого дома. Неудобно. Я решил оставить эту работу на дневное время, то есть на выходные.

В ближайшую субботу приступил. Лупил, не жалея ни себя, ни соседей. За первым рядом кладки оказался второй, тут уж надо было быть осторожным. Выбитые кирпичи летели вниз, а у благополучного соседа в доме номер 25 в подвале была оборудована шикарная кухня со стеклянной наклонной крышей.

На следующий день поставил котел, правда, заделать зазоры между стеной и трубами с внешней стороны не получалось, не достать. Надо было ставить высокую лестницу или возводить строительные леса. К вечеру, наконец, включил систему. Котел защелкал, зажурчал отопительной водой, в окошечке загорелось синее газовое пламя, радиаторы нагрелись, из комнат стала уходить промозглая январская сырость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное