Она договорилась о встрече с волшебным доктором, и должен признать, я немного нервничал. Я мог бы отказаться, но решил подыграть. Необязательно было его слушать. Мы вошли в его кабинет в Грейт-Нек, штат Нью-Йорк, и я увидел тихого доброго мужчину, разменявшего шестой десяток. Он попросил маму выйти из кабинета, и я сел в одно из кресел. Не стоило так нервничать. Мы поговорили полчаса. Он спросил о школе, друзьях, целях в жизни, что мне нравилось делать и что заставило меня прийти к нему в столь раннем возрасте. Потом спросил про оценки. Я сказал, что все прекрасно и в основном пятерки, а иногда четверки. Он ответил: «Ну, тогда я и правда не понимаю, в чем проблема. Ты пьешь или принимаешь наркотики?» Я сказал ему, что время от времени покуриваю травку и иногда пью пиво и водку с апельсиновым соком, но на вечеринках. Я практически ни разу не напивался до такой степени, чтобы утром было похмелье.
Доктор Райс позвал в кабинет маму и попросил сесть. «Послушайте, Барбара, – начал он. – Я скажу в двух словах, поскольку считаю, вам нужно посмотреть на то, что у Скотта отличные оценки, и пока его тусовки и друзья на оценки не влияют, я не вижу проблемы с распорядком его дня».
Я посмотрел на доктора Райса, как на супергероя. Она ведь его непомерно уважала и полностью ему доверяла. Его мнение было для нее авторитетным. Она притащила меня, думая, что доктор Райс вправит мне мозги. А он принял
И вдруг я понял правила игры. Нужно всего лишь не скатываться до плохих оценок, а так я могу делать все что хочу. Вот и все! Доктор Райс объяснил мне секрет жизни. Какие бы ни были правила – будь то хорошие оценки, выполнение требований начальника, сочинение качественных песен и стремление быть крутой концертной группой – делай так, чтобы все оставались довольны, а сам поступай, как считаешь нужным. Благодаря доктору Райсу я подумал: «Вот и все, чувак! Жизнь у меня на крючке».
Было проще простого, потому что учеба мне всегда давалась легко. Я был умным пареньком. Если бы я вообще ни хрена не делал, я все равно бы получал четверки, а если хоть малость напрячься, получал пятерку. Поэтому с оценками проблем не было. Личная жизнь вроде бы налаживалась, но катастрофически не хватало одного – денег. Каждую неделю нам давали на расходы пять баксов, и я знал, что на комиксы, пластинки и билеты на концерты этого не хватит. Маме пришла в голову идея, чтобы я нашел работу. Если я когда-нибудь валялся на диване и смотрел телик, ни хрена не делая, она кричала: «Оторви жопу от дивана и найди работу!»
Могла бы
Я хотел, чтобы это как можно скорее закончилось. Не считая уборку снега, впервые я попробовал заработать сам в 12 лет. Мы все еще жили в Лонг-Айленде, и я устроился разносчиком местной газеты. Просыпался в шесть утра, и надо было разнести огромные кипы газет. Я брал, сколько мог запихнуть в корзину на велосипеде, и развозил по району, раскидывая газеты возле домов. Иногда лил дождь, и приходилось убирать газету в маленькие пакеты, которые выглядели, как гондоны для газет. Тормоза на велике намокали и отказывались работать. Несколько раз меня чуть не сбила машина, когда я ехал по обочине. Довольно скоро я понял, что эта работа не стоит того, чтобы рисковать ради нее жизнью. Я ненавидел разносить газеты, да и платили копейки. В конце недели я приезжал за деньгами, и мне выдавали жалкие десять баксов.
Самая дерьмовая работа была, когда я устроился уборщиком в рыбный магазин в торговом центре через дорогу от дома. Платили лучше, чем за разноску газет, но когда я приходил домой, от меня жутко воняло рыбой, и это было отвратительно. Я мылся горячей водой и минут десять отмывал руки, но запах все равно оставался. Похоже, остальные этого не замечали, но я чувствовал себя леди Макбет, которая пыталась смыть кровь с рук. Плюс был в том, что с работы я мог притащить домой халявных креветок. Маме это нравилось. Но они довольно быстро мне надоели, поэтому я ушел и нашел другую дерьмовую подработку.