– Кто-нибудь возражает? – повторил свой вопрос Джанг. Все слегка качали головами из стороны в сторону, все, кроме меня. Я знал, что они были правы, и все-таки не хотел этого признавать. Я не хотел признавать, что у нас ничего не вышло.
– Хорошо, – сказал Джанг, положив правую руку на левую ногу Дэна Мастерсона. – Время смерти двадцать два часа двадцать одна минута.
Я опустил голову. Мой первый пациент скончался через считаные минуты после того, как я его увидел. Я не смог ему помочь. Что это говорит обо мне как о враче? Разумеется, я не нес никакой ответственности за то, что случилось до его поступления в отделение – да и реанимационными мероприятиями руководил не я, – однако я оказался не в состоянии вернуть его к жизни. Мне хотелось верить, что за счет практики я усовершенствовал все свои клинические навыки, все до одного, от диагностики пневмонии до непрямого массажа сердца. Но это было не так.
В медицине многое связано с порядком проведения процедур, и реанимационные мероприятия не исключение. Нас обучили алгоритму оказания интенсивной терапии по поддержанию сердечной деятельности. Если нет пульса, нужно начать непрямой массаж сердца. Подключить пациента к кардиомонитору, чтобы понять, как обстоят дела. Есть ли сердцебиение или фибрилляция? Лучшие врачи плавно проходят по всему алгоритму, и врач, руководивший реанимацией Дэна Мастерсона, проделал первоклассную работу, продолжая четко мыслить и оставаясь сосредоточенным на протяжении самых продолжительных реанимационных мероприятий, в которых я участвовал за последний год. И я, как мне казалось, был идеальным винтиком в этом механизме. Весь процесс был слаженной симфонией в исполнении нескольких врачей и медсестер. Единственная проблема была в том, что пациент все равно умер.
«Не существует какого-то тонкого подхода к возвращению человека к жизни. Просто лупи по грудной клетке в надежде, что это сработает».
Это был показательный пример того, что медицина не всесильна. От меня требуется правильно выполнять непрямой массаж сердца – сдавливать как минимум на пять сантиметров и ждать, пока грудь вернется в исходное положение, – и пациент либо выживет, либо умрет. В этом не было никакого искусства, не существует какого-то тонкого подхода к возвращению человека к жизни. Просто лупи по грудной клетке в надежде, что это сработает. Продолжая смотреть на тело Дэна Мастерсона, я сжал левую руку в кулак и ударил им по правой. Какой был смысл во всем этом обучении, во всех этих технологиях, если мы не могли добиться с помощью них желаемого результата?
На моих глазах огромное количество пациентов были возвращены к жизни. Многие были спасены, когда надежда, казалось, была потеряна, но только не в этот раз. Байо показал мне, каково быть особенным, быть спасителем жизней, однако в ту ночь я был в команде проигравших. Я подумал, может, без него я не был таким уж особенным. Или без Дона. Или Эшли. Или Мораниса. Может, я просто не мог эффективно выполнять свою работу без этих более опытных врачей. Руки и спина ныли, но сердце ныло еще больше – ему было больно за семью Дэна Мастерсона. Почему это случилось?
Я отошел от тела, и доктор Джанг обнял рукой мое потное плечо. Он видел, как я был подавлен.
– Мы сделали все, что могли, – сказал он.
– Я знаю, – ответил я, в то время как на глазах собирались слезы. – Просто это такой отстой, понимаете?
Я не мог толком объяснить свою эмоциональную реакцию. Что было такого особенного в этом Дэне Мастерсоне? На моих глазах умирали многие пациенты – порой чуть ли не ежедневно, – и я редко когда оказывался в таком ступоре. Пятнадцатая смерть потрясает уже не так, как первая или вторая. Вместе с тем большинство умерших у меня на глазах пациентов были пожилыми либо давно болели. Я уже участвовал прежде в нескольких безуспешных попытках реанимировать человека, однако это были люди за восемьдесят, которым вообще не следовало через все это проходить. Дэн Мастерсон же был молодым симпатичным парнем, который просто пришел с улицы и умер.
– Я знаю, – повторил я, вытерев слезы рукавом.
Мы снова посмотрели на тело Мастерсона. Медсестра собирала бумаги и куски пластика, разбросанные по полу в суматохе реанимации. Пробирку за пробиркой – из-под лекарств, которые были безрезультатно введены. Есть нечто странное в том, чтобы признать, что жизнь покинула тело. Я не верю в воспаряющие в небеса души или что-то подобное, но все равно казалось, словно с наступлением смерти нечто осязаемое покидает тело, а затем и палату. Вскоре должно было начаться мышечное окоченение, конечности Дэна Мастерсона затвердеют, а его тело охладится. Я сосредоточился на мгновение на этих биохимических процессах, стараясь не терзать себя мыслями о его смерти и нашей неудаче.
– Нужно заполнить бумаги, – сказал Джанг.