Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

Полтора часа спустя старшая медсестра написала мне на пейджер о том, что жена Дэна Мастерсона пришла и назвала мое имя в регистратуре. По пути обратно в реанимацию я встретил доктора Джанга – его вызвали в приемный покой – и сел за компьютер ждать Дарби Мастерсон. Ее голос не переставал звучать у меня в голове: «Я еду, чтобы найти вас, доктор Маккарти. Вас. Единственного, кто за все это отвечает». Что, если у нее будет с собой пистолет? На входе в больницу не было металлоискателей – лишь сонный охранник. Что, если она натворит сгоряча глупостей? «Врач сказал мне, что мой муж умер, ваша честь, и я временно обезумела. Я просто начала палить и теперь полностью отдаюсь на милость суда».

Когда Дарби Мастерсон вошла в отделение интенсивной терапии, у двери ее встретили три медсестры. Я изучал ее на расстоянии – примерно в семи метрах с другого конца общей палаты – и быстро понял, что она была не совсем такой, какой я себе ее представлял. Она была высокой, с очень бледной кожей и небольшим выпирающим животом недавно родившей женщины. Ее длинные черные волосы доходили до самой талии. Она не была похожа на женщину, собирающуюся совершить акт насилия. Она была больше похожа на жертву, которой и являлась.

Пока медсестры вели ее в палату, где лежало тело ее мужа, наши глаза не встретились. Палата была отгорожена шторой, и медсестры вышли, чтобы дать ей побыть наедине с покойным мужем. Я смотрел на перегородку, пытаясь представить происходящее с другой стороны и думая о том, что ей скажу. Вскоре после того, как она зашла внутрь, я услышал вой – тот же самый звук, который раздался по телефону, когда я сообщил ей о случившемся, – но теперь он был на октаву ниже. Я сделал несколько шагов назад, словно это могло дать ей почувствовать себя в большем уединении.

Шли минуты, и я пытался занять себя работой – менял настройки аппаратов ИВЛ, заполнял медкарты, вводил в компьютер предписания, – и все же сосредоточиться не получалось. Я все ждал, когда Дарби Мастерсон выйдет из палаты своего мужа, но она так и не выходила. Слыша ее непрекращающиеся всхлипы за шторой, я понимал, что эта женщина не собиралась на меня нападать: это была убитая горем вдова. И она заслуживала какого-то подобия объяснения, пускай и неполного. Я должен был зайти туда. Я должен был с ней поговорить. С учетом предстоящей мне работы я не мог ждать, пока она этого захочет. Мне нужно было поскорее с этим закончить.

Когда ты врач, часто должен «просто сделать» ту или иную вещь, и времени на сантименты и раздумья просто нет.

Я чувствовал на себе взгляд медсестер, медленно шагая к палате Мастерсона. «Ты просто должен это сделать». Этого было не избежать. Казалось, я собираюсь сделать что-то очень плохое, словно мои медленные шаги отражали внутреннее волнение. Мой разум хотел одного – войти в палату, – однако тело хотело чего-то другого. Когда до шторы оставалась пара метров, я представился и попросил разрешения зайти. Слабый голос разрешил мне.

Я открыл штору и увидел Дарби Мастерсон плачущей у кровати мужа.

– Простите, что прерываю, – сказал я, подойдя к кровати, – но, полагаю, вы меня искали. Я доктор Маккарти.

Она встала и отвернулась от тела мужа. Проведя руками по своим темным волосам, она направилась в мою сторону. Мы стояли всего в паре метров друг от друга, два незнакомца, сведенных необъяснимым образом вместе трагедией. Мне стоило огромных усилий не убежать от нее.

– Я очень сожалею, – сказал я.

Она бросилась на меня, и я вздрогнул, но решил остаться на месте. Разумеется, никакого насилия не было. Миссис Мастерсон обвила меня руками и обняла. Я закрыл глаза, и ее мокрая щека легла на мою ключицу, а наши животы слегка соприкоснулись. На глаза вновь навернулись слезы.

– Я просто хотела кому-нибудь рассказать про своего мужа, – прошептала она. – Это все, что я хочу.

– Мы сделали все, что было в наших силах. Мы все еще пытаемся во всем разобраться. Я очень сожалею о вашей утрате.

– Я просто хотела кому-то рассказать.

– Расскажите мне… Расскажите мне про него.

Она села и несколько минут плакала. Я вытер глаза рукавом и сел рядом, силясь представить, что она чувствует. Я просто не мог. Мне хотелось взять покрывало или полотенце и прикрыть штаны, чтобы она не увидела следы крови своего мужа.

– Мой муж, – начала она, вытирая кончик носа платком. – Я так сильно его любила.

Я кивнул, все еще не понимая, что следует сказать.

– Каким он был?

Дарби улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на него.

– Он был странным парнем, – она издала звук, который мог сойти чуть ли не за смешок, и я попытался повторить ее выражение лица. – Он не был общительным человеком, у него было немного друзей. Он был просто причудливым парнем, который вызывал у меня улыбку. Каким бы тяжелым ни был день, я знала, что он меня рассмешит, когда я вернусь домой.

– Похоже, он чудесный человек, – я не знал, в каком времени о нем следует говорить. Было ли жестоко использовать прошедшее время? – Жаль, я его не знал.