Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру

Она отошла от тела, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. «Я был на твоем месте, – хотелось сказать мне, – просто продолжай пробовать». На ее выглаженном зеленом медицинском костюме под мышками теперь было два небольших быстро расплывающихся пятна от пота. Мгновение спустя ее оттеснил в сторону Марк – он взял у нее из рук иглу и сразу же попал в артерию. Шприц быстро наполнился кровью и секунду спустя был отправлен в лабораторию, в то время как взмокшая от пота интерн наблюдала за происходящим с удрученным видом.

Я просмотрел медкарту пациентки в надежде найти какую-нибудь подсказку. Почему у этой женщины внезапно пропал пульс? С ходу никакого возможного объяснения на глаза не попалось. И у меня не было времени на внимательное изучение медкарты. Я чувствовал, как все смотрят на меня, ждут моего решения, ждут дальнейших указаний. Мне хотелось еще что-то сказать, отдать еще распоряжения, но говорить было нечего. Мы четко следовали протоколу, и он просто не давал желаемого результата.

– Остановить массаж сердца, – сказал я минуту спустя, – и проверить пульс.

В палате воцарилась тишина, в то время как Лалита ощупывала пах пациентки. С момента начала реанимационных мероприятий прошло несколько минут, и, как в случае с пропавшими детьми, с каждой секундой надежда таяла. Я стиснул зубы, ожидая услышать Лалиту. Две дюжины людей смотрели, как я смотрю на нее.

«Пожалуйста, пусть у тебя будет чертов пульс».

Я представил, как говорю: «Кто-нибудь возражает против прекращения реанимации?», – продолжая ждать. Что если кто-то будет возражать? Должен ли я буду к нему прислушаться? Должно ли решение быть единогласным? На моей памяти никто никогда не возражал. Был бы не самый удачный момент столкнуться с этим.

– Есть пульс, – тихо сказала Лалита. – Определенно есть пульс.

– Есть пульс, – повторил я. «Все слышали? Есть пульс!» – Нужно измерить давление, – спокойно напомнил я, в то время как Дон разместил синюю манжету вокруг руки женщины. – Давление, – повторил я.

– Сто десять на шестьдесят, – сказал Дон. – Да-а-а!

– Есть койка в реанимации, – послышался за спиной шепот. Это была Эшли. – Они готовы. Везем ее.

– Увозим ее, – громко объявил я. – В реанимацию. Сейчас. Лалита, держи руку на пульсе. Дай знать, если он пропадет.

Она кивнула. Толпа расступилась, и мы покатили пациента в направлении отделения интенсивной терапии. Когда мы покинули палату, я увидел стоящего в углу Байо, который наблюдал за происходящим. Он мне подмигнул. Во всяком случае, мне показалось, что он мне подмигнул.

* * *

В середине мая ординаторы второго и третьего года, а также представители кафедры собрались вместе на праздновании окончания учебного года. Это было мероприятие с выпивкой, возможность проводить заканчивающих подготовку ординаторов, подвергнуть критике старших ординаторов (я лично высказал несколько пожеланий), а также поблагодарить наших профессоров. Кроме того, нам раздавали награды. Одни были серьезными – «Самому вероятному лауреату Нобелевской премии, лучшему в проведении реанимационных мероприятий», – а другие не очень: «Врачу, которому больше всего идет медицинский костюм», «Самой милой паре». Когда ужин был подан, а напитки разлиты, на большом экране появились лица финалистов, за которых мы все голосовали. Вечер выдался веселым до безобразия – это был один из немногих случаев, когда мы все вместе общались. Наверное, мы впервые видели друг друга в вечерних нарядах, и уж точно впервые на наших глазах Крутой выпил стопку крепкого алкоголя.

Подходил к концу второй год ординатуры, и за моим столиком сидели Лалита, Меган, Ариэль, Эшли, Хезер и Марк.

– Повторить кому-нибудь коктейли? – спросил я у нашего столика.

Я нарядился в свой единственный костюм – который носил в медицинской школе и надевал на собеседования перед поступлением в ординатуру, и именно его я достал из шкафа месяцем ранее перед собеседованием на поступление в программу специализации по инфекционным болезням. Я какое-то время подумывал над тем, чтобы стать врачом интенсивной терапии, ответственным за проведение реанимационных мероприятий, однако снова и снова возвращался к тем моментам на девятом этаже больнице, с Дре и доктором Шанель, а также уколу инфицированной иглой. Я мельком увидел мир ВИЧ-медицины, вскользь познакомился с тем, через что проходили все эти мужчины и женщины, и мне хотелось узнать больше. Кроме того, я хотел понять, почему бактерии и грибы разрушали тело Бенни, атаковали его легкие, его печень, его синусы.

– Налить кому-нибудь? – снова спросил я.

– Столик вежливо отказывается, – сказала Ариэль, отхлебнув вино из бокала.

Я был невероятно рад и горд, что мог не просто делать вид, будто сохраняю спокойствие во время реанимации, а наконец-то по-настоящему быть спокойным.