При невротической проективной идентификации используется трехступенчатая защита: отрицание-расщепление, проекция, идентификация. Пограничная проективная идентификация сопровождается непримиримым расщеплением образа аналитика и «Я» пациента на их идеализированные и преследующие части. Аналитик в иллюзии пациента занимает роль той или иной полярности и может испытывать ощущение, что он говорит и действует как марионетка.
Аналитик перерабатывает спроецированный материал таким образом, что он становится доступным для пациента, и тот получает возможность присвоить его себе путем
В изложении О. Кернберга (2018, с. 196) отличие проективной идентификации от проекции выглядит следующим образом: «Проективная идентификация – это примитивный защитный механизм. Субъект проецирует невыносимое интрапсихическое переживание на объект, сохраняет эмпатию (в смысле эмоционального сознавания) с тем, что проецируется, пытается контролировать объект в постоянных попытках защититься от невыносимого переживания и бессознательно, в реальном взаимодействии с объектом заставляет объект переживать то, что на него проецируется.
Проекция как таковая – это более зрелая форма защиты, состоящая, во‑первых, из вытеснения невыносимого переживания, проецирования его затем на объект и наконец отделения и дистанцирования себя от объекта, чтобы укрепить защитные усилия». При проекции в качестве главного средства защиты преобладает вытеснение, при проективной идентификации – расщепление.
По наблюдениям автора (там же, с. 201), «хотя все пациенты выражают информацию невербальными средствами, но чем глубже патология пациента, тем сильнее преобладание невербального поведения. Проективная идентификация вступает в действие в качестве невербальных аспектов коммуникации пациента и диагностируется через активацию у самого аналитика мощных аффективных состояний, отражающих то, что проецирует пациент, и его внимание к межличностным последствиям поведения пациента.
Когда преобладает вербальная коммуникация субъективных переживаний, то проективная идентификация менее очевидна, труднее обнаруживается, но с ней легче работать с помощью интерпретаций, если аналитик сохраняет свою внутреннюю свободу фантазировать о пациенте и не страдает от чрезмерных контртрансферных реакций.
Пациенты с тяжелой патологией характера, которые пытаются бессознательно избежать невыносимой интрапсихической реальности с помощью проективной идентификации, облегчают аналитику возможность обнаружения данного феномена, хотя и затрудняют его интерпретацию».
У. Р. Байон (2000) рассматривает отчаянные усилия пограничного пациента стимулировать аналитика как функцию, необходимую для избавления от страха смерти. Пациент расщепляет этот страх на части и направляет их в аналитика, испытывая дополнительный страх наказания за это и защитную враждебность. Пациент не может понять причинно-следственные связи между этими мучительными чувствами, ненавидит их и бессознательно ожидает, что аналитик самоотверженно поместит их в себя и вернет в безопасном виде.
Контрперенос аналитика при проективной идентификации пациента автор (Bion W. R., 1952, р. 446 по: Спиллиус Э. Б., 2006) описывает так: «Аналитик чувствует, что им манипулируют таким образом, чтобы он играл некую роль (несмотря на то, насколько трудно ее распознать) в чьей-то фантазии. Или он чувствовал бы это, если бы не то, что по собственным воспоминаниям я могу назвать только временной потерей инсайта, – то есть переживание сильных чувств и одновременно вера, что их наличие вполне оправдано сложившейся объективной ситуацией, без необходимости обращаться к хитроумным объяснениям их происхождения».
П. Кейсмент (2005) рассматривает проективную идентификацию как аффективную коммуникацию, в основе которой лежит бессознательная потребность пациента сделать так, чтобы аналитик осознал, что передается и на что надо реагировать.
Последовательность в общем виде такова.
1. Пациент по-детски неуправляемо переживает какое-то чувство.
2. У него возникает бессознательная фантазия переложить его на аналитика как на материнскую фигуру, чтобы избавиться от нежелательного чувства или справиться с ним с помощью аналитика.
3. Пациент воздействует на аналитика, как плачущий ребенок на мать, пытаясь заставить его испытать аналогичные чувства.
4. Если эта коммуникация оказывается успешной, создается аффективный резонанс у аналитика, чувства которого приобретают «одинаковость», основанную на эмпатии.
Аналитик в большей степени управляет способностью соединяться с любыми чувствами, чем пациент. Они становятся менее пугающими, поскольку аналитик смог почувствовать и пережить их. После этого пациент может вернуть их и справиться с ними. Мысленно поместив свои чувства в аналитика, пациент учится у него способам совладания с тяжелыми переживаниями, подражая аналитику, в которого их поместил.