Настроение на завтра

— Поэтому и спрашиваю.

— Ждешь совета. Вряд ли. Тогда ты подал заявление… Прошу освободить. Сейчас можешь написать иначе. В связи с уходом на пенсию.

— Не буду писать.

— Думаешь, что я подпишу приказ об освобождении. Не стану! Учти! Хорошо, что я не поддержал тебя. Уберег. А то бы вместе плюхнулись в болото.

— Что же все-таки делать, Павел Петрович?..

— Работать! Думать! Расправь плечи… Тяжелая ноша предстоит… У Маркса есть прекрасные слова. Люди не только актеры, но и авторы своей собственной драмы. Запомни, Березняк!

Прошло несколько тягостных минут молчания.

Березняк спросил:

— Будем схему рассматривать?

— Сейчас важнее, чтобы ты себя поглубже разглядел. Включи «внутреннее зрение». Помогает. А теперь иди, я буду таблетки глотать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Мягков блуждал по коридорам редакции и всматривался в таблички у дверей. Но фамилии Мартыновой нигде не было. И тогда он спросил у девушек, которые курили на лестничной площадке.

— А вы кто? — разглядывая Мягкова, отозвалась рыженькая толстушка.

— С машиностроительного завода. Статью принес, — для пущей важности добавил Мягков.

— Я вас провожу. — И покуда они спускались на второй этаж, толстушка заметила: — Странно, Мартынова у нас новенькая, а ее уже знают.

— Завидуете? — спросил Мягков.

— Информирую… — И, ткнув пальцем в соседнюю дверь, пошла докуривать.

Мягков постучал в дверь, вошел в комнату.

— Вам кого? — сняв очки, спросил журналист.

— Нину Сергеевну, — ответил Мягков.

— Она в машинописном бюро. Скоро будет.

Мягков решил подождать в коридоре.

Он прислонился к подоконнику и с интересом наблюдал, как с каждой минутой все чаще распахивались двери комнат, торопливо входили и выходили люди, держа оттиски сверстанных материалов. Наступил час пик выпуска завтрашнего номера газеты.

Вблизи остановились двое. Рыжебородый, быстро жестикулируя, гневался:

— Он меня режет! Я не могу выкинуть пятьдесят строк. Это ужасно.

— Вчера меня сократили на семьдесят, — печально ответил усатый собеседник. Увидев женщину в синем халате, он крикнул: — Зоя Ивановна, скажите, чтоб тиснули Федорову… А Стеклова пустите в разбор.

Мягков, удивленный редакционным разговором, усмехнулся, уставился в окно. Город зажег огни.

Мартынова, увидев Мягкова, остановилась от неожиданности, выдохнула: «Юра…»

Он услышал ее голос, повернулся.

— Здравствуйте, Юрий Васильевич!

— Здравствуйте. — Он перевел дыхание. — Не сумел предупредить, так случилось.

— Вы можете подождать? Минут десять… Только вычитаю гранку и буду свободна.

В груди Мягкова бухало сердце, но боли не было. Что-то жгло, растекаясь теплом по всему телу. Не знал он и не помнил себя таким.

Подошла Мартынова:

— Я свободна. Пойдемте.

Они вышли.

Красные неоновые буквы названия газеты отбрасывали кирпичный отблеск на влажный тротуар.

Мартынова взяла его за руку, и они, перебежав дорогу, пошли в сквер.

— Вот и встретились, — сказал Мягков, пытаясь разрядить молчание. — Можно пойти в кино. Но там придется слушать других. А я хочу слушать вас. Пойдем в кафе?

— Пошли!

Они уселись за дальний столик.

— Мне здесь нравится. Уютно.

— У «Незабудки» есть другое название… Убежище для влюбленных.

Она рассмеялась, заглянула ему в лицо.

— Вы бывали тут?

— Два раза. У друзей на свадьбе… Я люблю принимать гостей дома. Мама готовит — пальчики оближешь. У меня новость, Нина Сергеевна. Даю согласие.

— Это ж событие! — воскликнула Мартынова. — Вы умница!

— Вам первой сказал.

— Теперь я должна постараться.

— Жаль, что не могу помочь. Читаю много, а сочинять не берусь.

— Вы уже помогли.

— Тем, что все ваши карты перепутал. Не будь вас, не знаю, как бы все кончилось.

— Вы мечтали о хорошем советчике. Помните, говорили.

— Нашел. Сидит рядом.

— Юрий Васильевич! Мне кажется, что вы придумали оригинальный способ объясниться в любви.

— Я не знаю других способов, Нина Сергеевна. Рад, что говорю это вам.

— Не торопитесь. Вы же сильный, красивый, умный. А вдруг вы ошиблись. Ведь так бывает. Я сама хожу как чумная. И боюсь, боюсь…

— Чего? Что вас пугает?

— Я боюсь потерять это, — почти шепотом сказала она. — Вы хороший. Ну, дайте мне хоть одну возможность… Написать о вас. Вы тогда поймете больше.

— У вас будет «Осеннее интервью». Будет, — решительно заявил Мягков. — Только ничего не выдумывайте. Пишите правду, как было. И не подбирайте для меня розовых красок. Выбор, желание судьбы — это всегда трудно. Сами видели, как я маялся. А сколько бессонных ночей прошло у Старбеева. Вы оставили Москву. К нам приехали. Не каждый сможет.

— Наверное, я стану богаче других… У нас будет и осень и весна. Только дайте зиму пережить.

— Неужели нам не хватит тепла? — беспокойно произнес Мягков. — Что ж, мы сами себе враги?

— Спасибо. Успокоили. Я ведь заяц-трусишка… Что-то странное происходит со мной. Была бы сейчас одна — разревелась. Как мы хрупко устроены. Даже от счастья плачем.

Они разговаривали тихо, сбиваясь на шепот.

Несколько раз к ним подходила официантка, но не осмеливалась прервать беседу. По выражению их лиц понимала: им сейчас не до ужина.

Из кафе они вышли последними.

Небо было тяжелое, аспидное.