Настроение на завтра

— Иначе б не пришел.

— Спасибо.

— За что? За прошлое все говорено. За настоящее… Еще ничего не сделано. За будущее не положено. Каким оно будет?

— И все-таки говорю спасибо. За настоящее. В санатории я жил в палате, где соседом был историк. Директор краеведческого музея. Когда познакомились, я сказал: «Заведуете прошлым…» Знаешь, что он ответил? «Точнее будет так. Заведую будущим». И он прав… У нас есть цель. И наше настоящее есть точка отсчета к будущему.

— Вы так торжественно говорите, будто я в космос собираюсь.

— Совсем неторжественно. Гордо — согласен. И в наших буднях совсем не грех найти минуты, чтобы выразить свои личные чувства. Мы же люди… Без человеческих эмоций никогда не было, нет и быть не может человеческого искания истины. Это Ленин сказал. Ты пойми, Юра. Я тоже экзамен сдаю. Заранее знаю, тройка — балл непроходной. А экзаменаторов будет столько, что всех не перечислишь. И я пошел на это. Уже были синяки и еще будут. Одно скажу. Дело человеком ставится. У корабелов есть хорошая традиция. Когда корабль спускают на море, разбивают о борт бутылку шампанского…

— А нам что делать?

— Есть одна идея. Заманчивая, — быстро, жарко заговорил Старбеев. — А что, если пригласить наших ветеранов — Латышева, Балихина, Васюка… Пусть передадут эстафету молодым.

— Увлекает!

— Кстати, сын Латышева просится к тебе.

Мягков встрепенулся.

— Прямо ко мне?.. Я еще сам пью чай вприкуску.

— Сегодня последний стакан. Понял? А Вадим хороший парень. Тебе в масть. Я согласился. Ты решай.

— А Петр Николаевич благословил?

— Сам нацелил.

— Надо уважить.

Старбеев вынул листок, где пустовала первая строка, и аккуратно вывел: «Мягков Юрий Васильевич, бригадир».

— Ну вот, нас уже трое…

— Еще одного человека забыли, — напомнил Мягков.

— Кого же?

— Мартынову.

— Молодец! Будь я помоложе лет на двадцать, посватался бы… Поздно! А ты не упускай свой шанс. Приглядись. Ну ладно. Иди заканчивай смену. Завтра приходи сюда. Начнем!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Отец и сын Латышевы шли на завод.

Петр Николаевич свернул за угол, минуя остановку автобуса.

— Ты куда? — спросил Вадим.

Петр Николаевич взял его за руку и сказал:

— Первый раз надо пешочком протопать. Тогда дорога твоей станет. Есть такая примета. Каждый шаг прочувствуешь. И время есть, чтобы мысли в порядок привести.

— Как маленького ведешь. — Вадим усмехнулся, но руку не разжал. — За меня беспокоишься или за честь свою?

— Не то говоришь, сынок. Ты и есть моя честь.

— За меня не бойся. Не силком иду. Руку можешь отпустить. Не сбегу… Если что не соображу, буду спрашивать.

— Вопросами не увлекайся. Сам постигай дело. И всегда свое плечо подставляй… — Немного прошли молча. Петр Николаевич что-то шептал про себя, затем продолжил свою мысль: — Династия — это не только однофамильцы. Как бы поприметней сказать… Вот! Когда в семье всему начало рабочая косточка — тогда династия.

Они подошли к проходной. Справа высился красивый стенд с портретами передовиков производства. Седьмой была фотография Петра Николаевича. Вадим и раньше видел портрет, но сейчас смотрел с особым чувством гордости и заметил:

— Ты здесь как генерал.

— Матери скажи… Ей интересно будет.

— Непременно, — весело пообещал Вадим. — А что, токарь-генерал… Звучит!

— Ладно, — отмахнулся отец и пошел в раздевалку, а Вадим направился в конторку к Старбееву.

Начальника цеха не было. В конторке сидел Мягков.

Вадим поздоровался, присел на стул.

Мягков что-то читал, отложил листок и уставился на парня. Вроде лицо знакомое, и он спросил:

— Фамилия твоя Латышев?

— Верно.

— Похож.

— Глаза отцовские, а обличье матери, — пояснил Вадим.

— А зовут как?

— Вадим.

— Ясно. Будем знакомы. Мягков. Юрий. Слышал про тебя…

— Откуда знаете?

— Старбеев сказал.

— Значит, первая строчка ваша. Вон вы какой…

— Строчка на бумаге останется. Работу, парень, ценят.

— Главный дрессировщик «зубров», — торжественно произнес Вадим.

Мягков перебил его:

— Твой отец так станки окрестил. С той поры и пошло. Мне нравится. Лихо придумал.

— Он, когда в настроении, метко подмечает.

— Женат?

— Не созрел. Молод еще.

— Танцуешь?

— Что я, рыжий?.. Танцую.

— Намекаешь?

Только теперь Вадим понял, что сказал невпопад. И с наивной улыбкой промолвил:

— У вас волосы русые. Другой колер.

— На разговор ты мастак. А в деле?

— Соображаю. Имею слабость. Люблю задавать вопросы…

Мягкову понравился Вадим, и он, оттаяв, подумал, что с ним можно работать.

— Не робей, почемучка. Мне самому многое неизвестно. В два голоса будем спрашивать.

— Для бодрости шутите… Отец говорил, Мягков — универсал. На всех станках работает.

— Почти на всех… — Он посмотрел на свои руки и сказал: — Сейчас пальчикам цена невеликая. Нынче котелок, — он постучал себя по лбу, — в большой цене. Такая распасовка произошла. Сам поймешь. У «зубров» мозг, электроника в три шкафа упакована. И называется…

Вадим подхватил фразу:

— Шкаф логики.

Мягков поразился, подошел к Вадиму.

— Откуда знаешь?

— Читал книжки, журналы… Готовился.

— Чувствую, — одобрительно произнес Мягков. — Логика башковитых любит. А руки — подсобная сила. Мы с тобой в мыслители лезем…

Вадим непринужденно пожал плечами.