Настройщик

Дакоиты. Эдгар слышал это слово уже множество раз с тех пор, как в Лондоне прочел краткую газетную заметку. Грабители. Вооруженные бандиты. Разбойники. Когда Тибо, последний король Верхней Бирмы, взошел на трон почти десять лет тому назад, страна погрузилась в хаос. Новый король был слабой личностью, и бирманская власть над страной начала рушиться не в результате какого-либо вооруженного сопротивления, а из-за нарастающей, как лавина, эпидемии беззакония. По всей территории Верхней Бирмы банды мародеров нападали и на одиноких путешественников, и на караваны, совершали набеги на селения, требовали денег за оказание протекции с одиноких фермеров. Их склонность к жестокости была хорошо известна, об этом свидетельствовали сотни разоренных деревень, трупы пытавшихся противостоять бандитам, прибитые к столбам вдоль дорог. Когда британцы в результате своих завоеваний получили бирманские рисовые поля, вместе в ними они получили и дакоитов.

Узников завели на палубу, где они скорчились на настиле, трое грязных мужчин, скованных тремя параллельными рядами цепей от шеи к шее, от пояса к поясу и от лодыжки к лодыжке. Еще до того, как пароход отошел от дощатого причала, толпа пассажиров уже сбилась в круг, в центре которого сидели узники, безвольно свесив руки между колен, и смотрели на пассажиров; на их лицах невозможно было прочесть никаких эмоций, словно они не желали потакать желаниям путешественников и военных, ждущих зрелища. Их охраняли трое индийских солдат, и Эдгар ужаснулся, подумав, что должны были совершить дакоиты, чтобы удостоиться такого эскорта. Ему недолго пришлось ждать ответа, потому что, пока зеваки пялились на заключенных, итальянская дама-путешественница спросила у одного из военных, что сделали эти люди, а он, в свою очередь, поинтересовался об этом у одного из охранников.

Эти трое, объяснил охранник, были вожаками одной из самых свирепых банд дакоитов, которые терроризировали местность у подножия гор к востоку от Хлайнгдета, в окрестностях британского форта, заложенного там в начале военных действий в Шанских княжествах. Название Хлайнгдет было знакомо Эдгару, именно там его должны встретить, чтобы сопроводить до Маэ Луин. Дакоиты были настолько бесстрашны, что нападали на деревни в непосредственной близости от форта, жители которых надеялись, что по соседству с армейскими казармами им не грозят бесчинства мародеров. Они поджигали рисовые поля и грабили караваны и наконец напали и подожгли одну деревню, насиловали ее девушек и женщин под угрозой ножей, приставленных к горлам их детей. Это была большая банда, вероятно, около двадцати человек. Под пыткой они показали на этих троих как на своих вожаков. Теперь их везут в Мандалай для допроса.

– А остальные? – спросила итальянка.

– Убиты в стычке, – стоически ответствовал солдат.

– Все семнадцать? – уточнила женщина. – Но я думала, вы сказали, что они были арестованы и допрошены… – Она умолкла, и ее лицо залило краской. – О! – слабым голосом произнесла она.

Эдгар стоял и смотрел на арестантов, пытаясь разглядеть на их бесстрастных лицах следы их злодеяний, но не мог. Они сидели, закованные в тяжелые цепи, пропыленные, пыль покрывала и черные волосы, придавая им коричневатый оттенок. Один из них, с тонкими усиками и длинными волосами, связанными в пучок на макушке, выглядел совсем молоденьким. Его татуировки были полускрыты под слоем грязи, но Эдгару показалось, что он различает на груди у юноши изображение тигра. Так же, как и у остальных, его лицо было неподвижным и замкнутым. Он смотрел на людей, обступивших его, осуждающих. На какое-то краткое мгновение его взгляд встретился со взглядом Эдгара и задержался на нем, прежде чем настройщик смог отвести глаза.

Постепенно пассажиры теряли интерес к заключенным и расходились по своим каютам. Эдгар последовал за ними, все еще внутренне содрогаясь от услышанного. Не стоит писать об этом Катерине, решил он; ему не хотелось ее пугать. Стараясь заснуть, он воображал себе разбойное нападение и деревенских женщин, пытался представить, как они носят своих детей, занимаются ли они торговлей или работают на полях, раскрашивают ли они лица в танакха. Он лежал, не в силах заснуть. Образы девушек с раскрашенными лицами преследовали его, спирали белой краски на коже, вычерненной солнцем.

На палубе в своих оковах скорчились дакоиты.

Пароход продолжал путь. Прошла ночь, и день, и еще города.

Синбьюгьюн. Сале. Сеикпью. Сингу. Словно заклинание. Милаунгбиа.

Паган.

Уже почти на закате посреди пустой равнины появился первый храм. Одинокое здание, обратившееся в руины и увитое лианами. Мимо его крошащихся стен горбатые быки браминской породы тащили повозку, в которой сидел старик. Пароход плыл вблизи берега, обходя мели посередине реки, и старик обернулся, чтобы посмотреть на него. Солнечные лучи пронизывали пыль, поднятую повозкой, осеняли храм золотым сиянием.

Прошла женщина под зонтиком, направляясь к какой-то невидимой цели.